Клетка для буйных (педагогическая фантастика) - [14]

Начала в моей голове мысль наклевываться. Я, правда, не успел понять какая, потому что меня отвлекли. Заявился Алекс с очень важным делом. Оказалось, он пришел попрощаться. Петя Жаров решил сегодня же бежать из дому — ехать на Север и зарабатывать на магнитофон,— и Алекс должен ехать вместе с ним. Дело чести. Алекс был суров, немногословен — короче, готов к испытаниям. Рукавицы попросил и еще сказал:

— Хочу с твоим папашей переговорить, про Север разузнать.

Стремный поворот! Надо же, что придумали, идиоты! Настроение мгновенно поднялось. Смех из меня рвется, я даже опух, сдерживаясь, а тут звонок в дверь, и заходит — кто бы вы думали? Лена Печкина! И сразу спрашивает:

— Получил назад свой магнитофон?

Я не стал им ничего объяснять. Зачем? Я просто пошел, включил аппарат и поставил кассету “Морды тонки”. Алекс подбежал к магнитофону, выпучив глаза:

Откуда он у тебя?

Шутка,— говорю я и снова смеюсь.

Смотрю, Алекс в лице переменился. Посерел, будто пылью покрылся. Наверное, понял, что я их мастерски надрал. А потом, вместо того чтобы восхититься и начать выспрашивать, процедил:

— Ну ты и сволочь.

Он не стал ждать, пока я досмеюсь и объясню ему все толком, он взял и ушел, добавив вместо “пока”: “Набить бы тебе, Токарев, морду для профилактики”. Я всегда знал, что Чернаго — грубый дурак.

А Лене Печкиной было так же весело, как и мне. Я, конечно, не раскрыл ей свои секреты и все такое. К тому же чувствую — настрой снова киснет. Захотел отвлечься. Музыка крутится, почему бы не потанцевать? Так прямо и сказал:

Печка, давай потанцуем.

— А целоваться не полезешь? — вдруг спросила она. И покраснела. Я даже возмутился:

— Вот еще, очень надо.

Я так и не понял, обрадовалась она или огорчилась, но танцевать мы начали. Потоптались немного, тут нам и помешали. Пришел с работы папа. Печка сразу засмущалась, отодвинулась от меня подальше, громко попросила какие-то учебники, а когда я сказал, что нет у меня никаких учебников, она заторопилась домой. И напоследок ляпнула:

— Хорошая у тебя музыка, Токарев. Жаль, у Алекса нет такого магнитофона.

Я, конечно, не выдержал:

— Ну и дуй со своим дураком Алексом на Север!

Она похлопала глазами и убралась. Стрекоза.

Пока не пришла мама, у нас в квартире было спокойно. Мы с папой занимались “видиком”, экспериментировали, записывали с телевизора всякую всячину. Я выпросил у папы еще одну кассету, он обещал купить. А мама все испортила. Ворвалась сердитая,— наверное, на работе втык получила — и тут же дневник у меня потребовала. Ясное дело, чем это закончилось. Учился я ведь всего-ничего, а уже полный набор в дневнике имею: пару-парашу схлопотал у Матильды, директриса дебильное замечание впаяла… Мама на меня наорала и прогнала делать уроки.

Я хотел вечером телек включить, так мне и этого не дали!

Ну, предки! Окончательно настрой убили, а ведь так клево день начинался. Обидно.

Уроки я, понятно, делать не стал. Вот еще! Решил родителей повоспитывать, а то все они меня — надоело… Взял полотенце и отправился в ванную, будто бы мыться. На самом деле я шутку одну придумал, рискованную, между прочим. А что? Я такой — смелый! Правда, не всем это заметно. Кроме того, мне интересно стало: смогу ли. Оказалось, могу! Разделся я, забрался в пустую ванну, лег и превратился в воду. Ощущение было довольно-таки непривычным. Впервые я почувствовал себя растекающимся, ничем не скованным, даже задремал ненадолго. А потом пришел в себя и увидел, что надо мной склонилось испуганное мамино лицо. Мама кричала, наверное, папе: “Тут только вода в ванне, а его нет!” Меня вдруг закрутило, потащило куда-то, я с ужасом понял, что мама выдернула затычку, мою голову засосало в темную дыру, и через секунду…

Ночь четвертая. НЕПОДОТЧЕТНЫЙ

17

…Саша Токарев мчался по трубе канализации в неизвестном направлении. Поначалу он струсил: ему показалось, что он вот-вот распадется на неисчислимое множество маленьких Токаревых. Он пустил в ход все имеющееся у него мастерство и немного сгустился, прекратив тем самым опасный распад. При этом едва не переусердствовал — еще чуть-чуть, и он застрял бы в трубе непонятно в каком виде.

Саша вынырнул в одном из ленинградских каналов, по счастью, не слишком далеко от дома. И, не теряя времени, осуществил обратный переход. Особенно удачным было то, что в его распоряжении оказалось полотенце, которое он случайно держал в руках во время превращения. И когда Саша добрался до берега, он обвязался этим полотенцем в определенной части тела и пошлепал домой, притворяясь индийским йогом.

Дверь открыла мама. Увидев одетого не по сезону сына, покрытого к тому же разводами мазута, она бессильно привалилась к косяку.

Ты где был, мерзавец?!

Мылся,— стуча зубами от холода, сказал Саша. И добавил, неловко соскребая с себя грязь: — Ма, а где мочалка?

Тут прибежали папа и кошка. Втроем они втащили Сашу в квартиру и вихрем закрутились вокруг него. Опомнился он уже в своей постели — отмытый, накормленный, пристыженный.

Перед тем как заснуть, Саша неожиданно вспомнил. Была мысль, которую отогнал приход Алекса! Очень неясная, едва осознанная мысль. И вот какая. Превращения начались с телевизора, кроме того, “отходняк” имел телевизионный характер. Видимо, это не случайно. Но почему именно телевизор? Очень просто: он уважал телевизор больше всего. Без других вещей он еще мог бы прожить, а без телека — никак. Потому-то с него все и началось…