Клер - [33]

Необходимость поездки к Крузу я объяснил Клер желанием возобновить отношения с Пьерко. Людовик Круз был управляющим в одном из акционерных обществ Пьерко, а зять его занимал солидную должность в банке. Как это нередко случается, обман оказался пророческим и сделался правдой. Мне в самом деле понадобились кредиты для плантации.

Я мог бы сразу обратиться к Пьерко, но я не люблю поспешности в делах. Я всегда боюсь неосторожным шагом спугнуть благоволение судьбы и предпочитаю принимать как случайный дар даже то, к чему сам стремлюсь. Я решил подождать, пока мне представится возможность встретиться с Пьерко у него ли дома, у Франлье или Лазаров.

С Пьерко я познакомился на Востоке, во время его единственного путешествия на Борнео и во Вьетнам, где он владеет теперь громадными плантациями. Тогда я имел честь оказать ему некоторые услуги. Он успешно управлял своими плантациями из Парижа, поскольку был человеком здравомыслящим — качество редкое и многогранное. Удачи сделали его, однако, недосягаемым, и мне ни разу не удалось повидаться с ним ни у него, ни у друзей. Напрасно мы всю зиму так часто выезжали на ужины.

Я видел Клер возле пышно накрытых столов или в группе гостей, вечерний туалет отдалял ее от меня. Не знаю, была ли она еще красива, но для меня ее очарование сияло так же ослепительно, как и в первый день знакомства, очарование неброское, незаметное другим, неотделимое от всего ее существа, облеченное в неизменный для меня образ. Я всякий раз с замирающим сердцем останавливал взгляд на этой женщине, представлявшейся мне единственным живым человеком в многолюдном сборище, поскольку я в одно мгновение угадывал ее мысли, ее сокровенные чувства, понятные мне одному, ее прошлое, ее особенности и слабости, весь ее душевный опыт. Когда мы уходили, я спешил взять ее под руку, мне не терпелось дотронуться до ее тела, наполняющего меня неиссякаемой радостью и неистощимым целомудренным, таинственным, скрытым сладострастием, так много в себе соединяющим.

Я любил других женщин, но я этого уже не помню. Помню только, что любил их не так. Для каждой я был другим человеком, не только в чувствах, но и в мыслях, настроениях, привычках. Благодаря Клер я стал таким, какой я сегодня, освободился от внутренней противоречивости, двойственности, скованности, перестал стыдиться самого себя.

* * *

Эмери с детства мечтал стать писателем и юношей поступил работать в издательство. Он постоянно видел, как книги появляются на свет и умирают за три недели, не оставив следа ни в ком, кроме самого автора, и охота писать у него пропала. В тридцать лет он женился и устроился на службу в банк Пьерко. Мне любопытно было увидеть взрослым человека, который нравился мне ребенком, читал свои стихи и мог бы стать моим другом. Кроме того, я надеялся попросить его о встрече с Пьерко.

Мы столкнулись в дверях — он провожал посетителя; по знаку, который он сделал своей секретарше, я понял, что пришел не вовремя. Войдя в кабинет, я увидел его седую голову и устремленные на меня удивленные, радостные и нежные глаза, в которых горел еще огонек юности, но одновременно чувствовались занятость, усталость, беспокойство. После двадцатилетней разлуки я оказался для него докучливым визитером.

— Не стану тебя задерживать… Я был бы рад увидеться с тобой, поболтать. Приезжай к нам в Шармон.

— Я бы с удовольствием… Конечно, надо повидаться… Столько всего… Я обдумаю… Я тебе напишу…

По тому волнению, с каким он листал записную книжку, я понял, что хочу слишком многого и что приятный, но без пользы проведенный час не укладывается в его расписание. В большом городе трудно возобновить старую дружбу, надобно сохранять ее с детства. Все подлинно человеческое здесь быстро улетучивается.

Эмери, как мне показалось, с облегчением вздохнул, узнав, что я хочу поговорить с Пьерко. Он тотчас обрел подобающие должности слова и движения и сел записывать под мою диктовку необходимые сведения.

Неделю спустя я получил от него письмо и приехал в банк. Рассыльный — единственный неторопливый человек во всем судорожно копошащемся здании — отвел меня в белоснежную комнатку.

Сидя тут в заточении, посетитель проникался сознанием величия плантаций Пьерко, гигантские фотографии которых украшали стены. Я не успел оглядеть их все и сделать соответствующие выводы, как появился все тот же юноша-посыльный. Беспечной походкой он прошествовал впереди меня, остановился у одной из дверей, наклонил голову, точно прислушиваясь, а затем решительно постучал. В глубине вытянутого кабинета возле окна сидел за столом Пьерко, голову он поднял только тогда, когда я предстал перед ним.

Я не видел его пятнадцать лет и воображал, что стремительная карьера отразилась на его внешнем облике. Я испытал робость в присутствии этой аллегории успеха, наделенной скромными земными чертами. Полагая разговоры с плантаторами делом полезным, он расспросил меня о привитых гевеях, которые я высаживал по совету одного голландца, затем поинтересовался, не намерен ли я возвратиться на Борнео.

— Сейчас не время предпринимать столь дорогостоящее и ко всему прочему бесполезное путешествие.