Клер - [3]

На Борнео француз сталкивается со множеством неудобств, однако каждый прожитый день там исполнен смысла. В Париже я увидел утомленных людей, с маниакальным и достойным сожаления упорством занятых перемещением капиталов. Несмотря на очевидный достаток, их материальное положение удручало меня более всего: я чувствовал, что здешнее общество ошиблось в расчетах. Мне казалось, я присутствую при агонии человечества. Возможно, впрочем, мы еще не вышли из первозданного хаоса.

Горькое чувство рассеялось в одно прекрасное утро, когда, проснувшись спозаранок, я, стоя у раскрытого окна, растерся волосяной перчаткой. Иные физические упражнения благотворно действуют на душу, поскольку она пускает корни повсюду. Гостиничная атмосфера угнетала меня, и я занялся поисками более покойного жилья.

* * *

Я отдал на хранение Гимберто некоторую сумму денег, а он указал мне агентство, через которое я подыскал себе однокомнатную квартирку. Широкое окно выходило во двор, и здешний мир не проникал в мое жилище, где точно реликвия под стеклом, сохранялась тишина былых времен. Горничной мне найти не удалось, и когда Фернан пришел меня навестить, я сам открыл ему дверь. «Хорош плантатор, — пробурчал он при встрече, — устроился, как бедный студент».

Вот уж не подозревал. Выбирая эту комнату, я вовсе не стремился к самоограничению, не уподоблялся скупцу, лишь мысленно наслаждающемуся приобретенным сокровищем, мной не руководила педантичность нувориша, опасающегося скоро растратить нечаянно нажитое состояние. Там, в краю джунглей, капиталы берегут для Европы либо вкладывают в землю; богатство и бедность там преходящи и никак не сказываются на образе жизни. Я был богат, но сам о том не задумывался и, хотя я для того и покинул Францию, чтобы сколотить состояние, я обосновался по возвращении точно так, как сделал бы это до отъезда; я снова, как в молодости, был одинок и, в общем-то, ощущал себя все тем же человеком.

Впрочем, поступок мой объяснялся в значительной степени соображениями, которые сегодня я понимаю отчетливей. Я возвратился во Францию для того чтобы наслаждаться жизнью. Оставшиеся мне годы я желал провести в свое удовольствие. Цель жизни — наслаждение. Это недостижимый идеал, но, по возможности, следует о нем помнить. Я инстинктивно избегал роскоши как злейшей обузы.

Все, что можно получить за деньги, обременительно и по большей части скучно. Деньги вынуждают вас жить, как все, толкают на проторенные дорожки и исхоженные места, в круг людей, которых вы не выбираете. Мне больше по душе тропинки, которые прокладываю я сам, бесполезные связи, обойденные славой места и предметы, словом, все, что представляет ценность лишь для меня одного.

Тем не менее я приобрел автомобиль. Я не собирался задерживаться в Париже, а предполагал обосноваться в родном краю, в Шаранте. Но до того я намеревался исколесить Францию и удостовериться, что не ошибся в выборе места рождения.

* * *

Испытывать автомобиль я поехал в Фонтенбло. Дорога, тянувшаяся среди низкорослых, едва ли превышавших по высоте спелые хлеба кустарников, с каждой минутой приближала меня к Шармону. Впрочем, я не собирался ничего предпринимать, а рассчитывал лишь бросить взгляд на дом, о котором был столько наслышан. Перед самой церковью дорогу мне перегородила повозка, и тут только я спохватился, что уже проскочил усадьбу Клер. Оставив машину под присмотром ватаги ребятишек, я пошел назад пешком.

Вскоре я увидел стену, аллею и две увитых плющом колонны, знакомые мне по рисунку Круза. Ворота были открыты, и перед ними высыпана гора песка. Клер в белом платье и широкой соломенной шляпе разговаривала с рабочими.

Как тут было не воспользоваться столь благоприятными для знакомства обстоятельствами. Отрекомендовавшись посланником Гимберто, я сказал Клер, что мне необходимо поговорить с нею о делах.

Пишущим движет вдохновение. Текст выходит из-под его пера непроизвольно. Самые простые, но точные и естественные слова даруются небом в минуты озарения, после долгих молитв и бесплодных потуг. В жизни всякое слово — импровизация, всякий поступок — оплошность или нечаянная удача. Все в руках божьих. Рок — муза этого мира.

В тот день Клер приняла меня только потому, что я был в ударе. Я говорил быстро и, как видно, сумел ее обворожить, между тем самого меня коробила неразличимая для постороннего смесь правды и вымысла в моих словах. Мне хотелось поскорее выбраться на менее зыбкую почву и потому, следуя за Клер по аллее к дому, я открыл ей, что в нотариальном деле — новичок и только недавно возвратился с Борнео, где провел двадцать лет. Она спросила, не бывал ли я в Сингапуре. Пришлось снова что-то сочинять.

Клер получила насколько писем от Гимберто, настойчиво приглашавшего ее приехать. Потупившись, она призналась, что после давней болезни совсем не выходит из дому и никак не соберется с духом для поездки в Париж. Она не подозревала, насколько мне понятно ее смущение после всего, что я узнал от Круза и Гимберто. Я же почувствовал себя неловко, будто невольно подслушал чужую тайну, и, устыдившись, отвернулся, делая вид, что любуюсь кедром. Затем я предложил ей посредничество для выполнения всех ее поручений в Париже. Она согласилась с радостью и тотчас заговорила о своей матери. Помощь и деньги, как я догадался, пришлись весьма кстати. Клер сказала, что все хозяйство ведет Матильда, и пригласила меня к чаю. В дом я уже входил на правах старого знакомого.