Клер - [20]

* * *

Воображение подражает чувствам, любопытство их подхлестывает. Я нашел в Лорне воплощение любезных моему сердцу идеалов, я восхищался ее горделивой сдержанностью перед жизнью, но восхищался лишь для того, чтобы позднее вынести ей приговор. Люди, похожие на нас, не могут привлекать нас долго: они открывают нам глаза на наши собственные слабости.

Красота и обаяние Лорны исключительно духовного свойства, в них воплотилось неукротимое сияние зрелости. Очарование ее до такой степени индивидуально, что, когда бы не отсвет прошлого, не затаенное в уголке души беспорядочное, как сон, воспоминание — я б не оценил его и даже не заметил.

Я всегда полагал себя человеком молчаливым. Лорна же, оказывается, сочла меня болтуном. В этом мире мы оставляем то тут, то там множество различных отпечатков. Наше поведение почти всегда небескорыстно; скажем, чтоб избавиться от докучливого человека, мы напускаем на себя гнев или выказываем нарочитую скупость. Подолгу разговаривая с Лорной, я преследовал определенную цель: хотел услышать от нее, какую же роль я сыграл в ее жизни. Теперь я снова болтаю без умолку из страха выдать преждевременно другой мучающий меня вопрос: тело ее обладает притягательностью, секрет которой остался для меня неразгаданным, и его-то она сама не сумеет объяснить. Стремление постичь эту тайну приняло во мне форму желания со свойственным ему упорством, со всеми его орудиями и кратковременным огнем.

Сидя рядом с Лорной в кресле, я резко беру ее руку и сжимаю ее. Лорна вздрагивает, отстраняясь.

— Я напугал вас? — спрашиваю я.

Она отвечает не сразу и от волнения переходит на английский:

— Ваш властный жест пробудил во мне неприятное воспоминание. Однажды рядом со мной сидел мужчина, совсем как вы сейчас. Он так же решительно взял меня за руку. И я уступила ему, потому что это был несчастный человек, которого никто никогда не любил… Вот единственное, о чем мне больно вспоминать.

Я на свой лад истолковываю ее инстинктивный испуг: в память обо мне она отвергала всякую любовь и отталкивала всех мужчин, в результате и я тоже причислен к этому опасному племени, и не имею никаких преимуществ в ее глазах.

Я снова беру ее руку, а она отдает мне ее бесстрастно, словно играет с ребенком.

— Лорна, если я действительно так много для вас значу… Если вы принесли в жертву…

— Я ничего не приносила в жертву.

— Если и в самом деле вы через всю жизнь пронесли воспоминание обо мне… И из-за меня… Так неужели же встреча со мной дает лишь повод для разговоров о прошлом? И ваша рука, холодная, безжизненная, неужели не вздрогнет? Быть может, я вас разочаровал? Вы нашли, что я изменился. Разумеется, я уже не молод.

— Верно, вы очень изменились. Я полагала увидеть того же самого человека, какого знала когда-то, но постаревшего. Я хорошо помню вас некрасивым юношей с красными руками. Вы ничего не любили. И меня тоже не любили, но со мной вы чувствовали себя спокойным, почти счастливым. Во мне еще живо ощущение того, как, взявшись под руки и прижавшись друг к другу, мы бредем по парку или по лесу; я вижу вас за работой в вашей комнате, где сама сижу рядом, в голубом бархатном кресле, и шью. Вам покойно, но только в эту минуту и только благодаря мне. По отдельным намекам, по критическим замечаниям в адрес других девушек, я догадываюсь, что нравлюсь вам. Научившись понимать закодированный язык насупленного и стыдливого юноши, на первый взгляд вовсе мной и не интересовавшегося, я потом во всякой другой речи неизменно слышала фальшь. Все прочие слова казались мне неестественными. У меня чуткий слух. И вот, представьте, теперь я встречаю человека еще молодого, гораздо более привлекательного, чем прежде, любезного, благополучного, умеющего говорить красиво, владеющего тактикой, а сама оказываюсь для него целью… Да ведь это то самое, чему я всю жизнь противилась…

— Того юношу я тоже знал, и я его отверг. Мужчина, которым вы пренебрегаете сегодня, куда интереснее его, жизнь сделала его намного богаче, равно как и вас.

— В прежние времена вы ничего от меня не требовали; то что произошло, произошло само собой. Мы были невинны. Сегодня все серьезнее, хотя я совершенно свободна и беречь мне нечего.

— Вы боитесь разочароваться.

— Мы оба не избежали бы разочарования. Я от многого отказывалась, и потому мне не приходилось обманываться в своих ожиданиях. Знакомо ли вам суровое мужество сильных, не терпящее похвальбы? Все, что я имею, сделано из доброкачественного материала. Я всегда умела выбирать. Я счастлива, но не держусь за жизнь. Изменить выбранного пути я не могу. В моей жизни вы были всем, я в вашей — ничто. Мы несовместимы.

* * *

Придя в «Глостер» на другой день, я тотчас заметил перемену в ее лице. Лорна сказала мне, что в Париже ей тоскливо, в гостинице душно и что она скучает по дому.

— У меня, как и у вас, своя жизнь, свои привычки. Я здесь проездом.

Ее доводы показались мне неискренними. Откуда закралась печаль в человека, в котором все было сила и радость?

— Говорят, у вас прелестный сад, — сказала она. — Должно быть, я вас отрываю?

— Вы виделись с Фернаном? Он рассказывал обо мне?