Клеопатра - [47]

Вопрос этот остался без ответа, так как они потерпели поражение. Однако даже после битвы при Акции Клеопатра ещё раз устраивает церемониальное действо, пытаясь поднять упавших духом сторонников. Как только Антоний немного оправился, он, «принятый Клеопатрой в царском дворце, принялся увеселять город нескончаемыми пирами, попойками и денежными раздачами». Они отметили пышной церемонией совершеннолетие Цезариона и сына Антония от Фульвии — Антилла. Если встреча с Клеопатрой на Кидне была красивым началом, а александрийские донации — апогеем их истории, то церемония совершеннолетия их детей — это последний всплеск их активности. Потерпевшие сокрушительное поражение, оставленные большинством союзников, перешедших на сторону Октавия, они пытались вдохнуть уверенность в оставшиеся им верными войска. Цезарион, которому предназначалось быть царём греков, был по греческому обычаю записан в эфебы, то есть занесён в список взрослых сограждан. Антилл, который должен был унаследовать от отца итальянские владения, получил римскую мужскую тогу. Идея Клеопатры объединить Европу и Азию была продемонстрирована. И конечно, «по этому случаю вся Александрия много дней подряд пьянствовала, гуляла и веселилась».

Клеопатра и Антоний создали новый союз взамен «Союза неподражаемых». Он был назван «Союз неразличимых в смерти». Это была отчаянная попытка хоть как-то романтизировать совершенно безнадёжную ситуацию, в которой все они оказались. Уныние и бездействие — это признаки проигрыша.

Клеопатра старалась разогнать тучи и повысить настроение соратников. В честь дня рождения Антония она «задала празднество такое большое и пышное, что многие из приглашённых, явившись на пир бедняками, ушли богатыми».

Клеопатра приукрашивала действительность и придавала ей выгодную для неё форму. В некоторых случаях и она, и Антоний шли ещё дальше, и представляемая ими интерпретация фактов была настолько далека от действительности, что граничила уже с наглой ложью. После катастрофического провала парфянской кампании Антоний послал депешу в Рим, сообщая о блестящей победе. Октавий, который, без сомнения, получил противоположные сведения по этому поводу, сделал вид, что поверил сообщению. Октавия волновала не правда, а политический момент, который был неблагоприятен для того, чтобы бросить вызов Антонию в открытую. Точно так же после Акция в Александрию приплыла Клеопатра, «увив корабли гирляндами, и под звуки песен о победе, исполняемых под аккомпанемент флейт».

Таким образом Клеопатра по мере надобности переписывала свою историю. И что ещё более примечательно, в момент, когда смерть её была уже неизбежна, она хладнокровно и с присущей ей изобретательностью превратила неумолимую реальность в благоприятное для неё представление.

Плутарх читал воспоминания (они не сохранились) личного лекаря Клеопатры, Олимпия. Возможно, из-за того, что сведения шли из источника, близкого Клеопатре, описание Плутархом последних дней царицы очень яркое, живое, в нём сквозит дружеская задушевная нота, и оно резко отличается от сообщений других враждебных ей авторов, которые напоследок выставляют её беспринципной соблазнительницей.

Плутарх рассказывает, как Антоний вонзил в себя меч, как он, скорчившись от боли, стал молить окружающих прикончить его. Слуги в ужасе разбежались. Только потом Антония смогли перенести к усыпальнице, куда скрылась от римлян Клеопатра.

«Клеопатра... появившись в окне, спустила на землю верёвки, которыми обмотали раненого, и царица ещё с двумя женщинами... собственными руками втянула его наверх.

...Говорили, что невозможно представить себе зрелище жалостнее и горестнее. Залитого кровью, упорно борющегося со смертью, поднимали его на верёвках, а он простирал руки к царице, беспомощно вися в воздухе, ибо нелёгкое то было дело для женщин, и Клеопатра, с исказившимся от напряжения лицом, едва перехватывала снасть, вцепляясь в неё что было сил, под ободряющие крики тех, кто стоял внизу и разделял с нею её мучительную тревогу».

Когда Антония подняли в усыпальницу, «Клеопатра растерзала на себе одежду, била себя в грудь и раздирала её ногтями, лицом отирала кровь с его раны... Проникшись состраданием к его боли, она почти что забыла о своих собственных бедах». Антоний попросил вина, «то ли потому, что действительно хотел пить, то ли надеясь, что это ускорит его конец». Вскоре после этого он умер.

Пока Клеопатра разговаривала через дверь с людьми, присланными Октавием, один из них пробрался в усыпальницу через окно, воспользовавшись тем, что она была занята разговором у дверей. Клеопатра пыталась убить себя кинжалом, но «римлянин успел подбежать, стиснул её обеими руками... отобрал у египтянки оружие и резко отряхнул на ней платье, чтобы узнать, не спрятан ли где яд».

Будучи уже пленницей, Клеопатра заболела. «Нестерпимое горе и телесные страдания — грудь её под жестокими ударами воспалилась и покрылась язвами — привели за собой лихорадку, и царица радовалась болезни, которая открывала ей возможность беспрепятственно умереть». Она полностью отказалась от приёма пищи, но Октавий стал угрожать расправой над её детьми, и она прекратила голодовку. Когда Октавий сам пришёл посмотреть на Клеопатру, она «лежала на постели, подавленная, удручённая... давно не прибранные волосы висели», и, увидев его, «вскочила в одном хитоне» (в полном противоречии с тем, что пишет по этому поводу Дион Кассий, который утверждает, что Клеопатра нарядилась, чтобы соблазнить Октавия). Клеопатра попросила Октавия позволить совершить возлияние на могиле Антония. Рыдая на могиле, она произнесла горестную речь, обращаясь к умершему, которую завершила словами: «...из всех неисчислимых бедствий, выпавших на мою долю, не было горше и тяжелей, чем эти последние дни, что я живу без тебя». Вернувшись во дворец, она совершила все необходимые приготовления и мужественно встретила смерть.