Кленовый лист - [9]

После жестоких боев с превосходящими силами фашистских танковых соединений, сосредоточенных на одном направлении, войскам генерала Дорошенко было приказано отойти на другой рубеж — за реку.

Это был первый приказ об отступлении в этой войне...

Конечно, отступление могло диктоваться и тактическими соображениями. Хотя танковые армады врага, их вероломное нападение убеждали в другом. Но некоторые солдаты наскоро закапывали личные вещи, рассчитывая вернуться сюда через каких-то три-пять дней. Такие настроения разделяли и некоторые командиры подразделений, даже частей. Но генерал Дорошенко понимал, что война затянется надолго.

В хлопотах многодневных боев, обеспокоенный упорным наступлением количественно превосходящих танковых соединений врага, он даже перевязку себе делал на ходу. Здесь же приказывал:

— Роты добровольцев с каждого батальона поддерживать артогнем дальнобойных! Любой ценой прикрыть отход основных сил. Бутылки с горючим!.. Освоить и доставить добровольцам бутылки с горючим.

Генерал пригнулся, чтобы медицинской сестре удобнее было перевязывать рану. В это время в блиндаж зашел шофер его штабного авто. Бледный, уставший, но решительный. Военная выправка очень шла его высокой, широкоплечей фигуре спортсмена. Если бы не оспа, которой болел в детстве, Витя бесспорно был бы красавцем.

— Товарищ генерал! Фашистские мотоциклисты уже прорываются сквозь оборону на окраины города... Моя машина здесь, за воротами. Придется уезжать уже через лес.

— Правильно. Машина готова?

— Так точно! Запасной мотор поставили ночью. Как зверь! Запас горючего... Полный порядок, товарищ генерал!

— Вот что, слушай внимательно! Умри, а вывези из города Марию Иосифовну! Понял? Давай... Через пять минут чтобы вас здесь не было. Отвечаешь за ее жизнь! В Луцк или во Владимир-Волынский — все равно, куда свободнее проезд. На железнодорожную станцию, понял? И пока не тронется ее поезд на восток, не показывайся мне на глаза.

— Есть! — глотая воздух, произнес Витя. Но не двинулся с места.

— Ну?

— Товарищ генерал, а вы?

— Марш!

Шофер по форме повернулся, но ушел нерешительно. В дверях еще раз обернулся и уж совсем не по-военному отозвался:

— Марию Иосифовну... А сами?

Генерал не только привык к своему шоферу Вите, он уважал его. На его реплику обернулся, не имея ни малейшей злости. Но двери, как выстрел, хлопнули. Только горькая улыбка отразилась на озабоченном лице генерала.

У одинокого дома, в овраге, за городком, стояли две женщины. Ни ожидания, ни покоя. Взгляды не встречались, только блуждали где-то, разминаясь... Чтобы не упрекать друг друга. Рядом с ними — чемоданчик с вещами и продукты в узелке. Одинокая избушка позади них прижалась к земле, словно пережидая удар. А две женщины, наскоро одетые, даже словом не перекинулись между собой. Только испуганно оглядывались на грузовые авто с боевой техникой, ранеными или пустые, что с одинаковой поспешностью бежали в обе стороны, несмотря на женщин, так неожиданно захваченных ужасами войны. Гул земли от взрывов, дрожание тверди под ногами внушали еще больший страх.

Старшая из них, хозяйка этого одинокого дома, одетая в обычное рабочее платье, наконец снова смогла произнести ту фразу, уговаривая Марию Иосифовну:

— Что же тут такого? Разве вам теперь до гордости... Пойдите к мужу, напомните. Легкое ли дело им теперь помнить еще и о наших проблемах. А у них машины, лошади. Слышите, что делается на свете? Он же генерал. А в таком положении мужчина нашей сестре ой как нужен...

— Нет, Дарья Семеновна, спасибо... — Мария Иосифовна подняла обе руки к шоферу авто, которое с сумасшедшей скоростью неслось навстречу. Но оно пронеслось мимо, обдав обоих пылью. — Этот мужчина уже не для нас, по сути — не для меня. Его милостью я не хочу пользоваться. Пешком пойду.

— Пешком в таком деле, моя родная, не ходят...

В этот момент так зарычали тормоза авто, что обе бросились к воротам. Около них с разгона остановился легковой автомобиль генерала. Из него, прямо в клубах пыли, выскочил Витя и сразу открыл заднюю дверь.

— Это хорошо, Мария Иосифовна, что вы уже наготове. Теперь я уложусь в свои пять минут! Садитесь.

— А я никуда не еду! Это так... — махнул рукой на вещи.

— Да вы что, никуда не еду? — воскликнула Дарья Семеновна.

— Да, никуда не еду, остаюсь. Передайте, Витя, вашему генералу, что я остаюсь. У немцев остаюсь.

Водитель на мгновение словно опешил, остро посмотрел на обеих. Затем, опомнившись, бросил взгляд на вражеские самолеты в небе, скупо обстреливаемые какой-то уцелевшей зениткой и из винтовок, и решительно шагнул к женщинам.

— Ну, Мария Иосифовна, вы меня даже рассмешили. Но я ведь боевой приказ выполняю, из пяти минут уже три потратил... Упрашивать вас, так тут и бомбами накроют, те драконы фашистские. Садитесь по-доброму? — ультимативно спросил.

— А то что? — насмешливо допытывалась.

— Да садитесь же, не подводите человека, — посоветовала Дарья Семеновна и слегка подтолкнула ее к машине.

А когда упрямая женщина обернулась, чтобы оттолкнуть хозяйку квартиры, Витя грубо схватил Марию за плечи и не совсем вежливо усадил в эмку.