Кленовый лист - [8]

А утром они узнали, что началась война. Известная детям из книг и рассказов старших, она сначала даже заинтересовала. Но руководство лагеря прекрасно знало, что такое война для страны. Послали запрос в центр, что делать с детьми.

Пошли разговоры, что пионеров надо немедленно отправить к родителям по домам. О решении товарищеского суда забыли. Если бы сам Роман не сказал Ване, возможно, никто бы и не вспомнил о том решении. Оно теперь звучало смешно, потому что все понимали, что надо немедленно выезжать по домам. А возможности для этого становились что ни день, то более малыми: поезда были загружены другим, автобусы до станции сначала начали ходить реже, потом совсем перестали курсировать.

А время, которое подгоняли такие события, мчалось, как в пропасть. Тревожащие сведения о боях уже под Одессой, о танковых клиньях — прорывы врага в глубь Отчизны — еще более усложняли эвакуацию детей.

— Сам останусь в лагере, чтобы уехать последним, — заявил как-то Роман в разговоре с Ваней.

— Э-э ... — неопределенно протянул Ваня. — Уехать теперь не так легко, Роман. Вон несколько девчонок из предыдущих отправок вернулись. Брось, Роман, этот фасон и при случае уезжай, — почти накричал Ваня.

Но Роман почувствовал в тоне приказа Вани товарищеское одобрение такой высокой дисциплинированности.

Тем временем бои с вражескими танковыми соединениями стали приближаться и к Крымскому полуострову. Администрация пионерлагеря осторожно объяснила детям, что ехать прямым путем теперь уже никому нельзя.

В таком положении заявление Романа о самонаказании воспринималась особенно неодобрительно — хвастается парень. А умиротворенная Любочка робко крикнула:

— Я прощаю Роману.

Но согласиться на такую ​​амнистию Роман не мог. Скажут бог весть что о нем. Это почувствовали ближайшие его друзья.

— Остаюсь с Романом! — воскликнул неутомимый авиаконструктор Олег. Все его поведение свидетельствовало, что парень не шутит. То, что он и в Крыму ходил на занятия авиакружка в одном военном санатории, что даже поднимался на самолете с пилотом-инструктором, поднимало его в глазах друзей как героя. Поэтому заявление Олега не удивило.

— А я, Олег?.. Или я, думаешь, ишак дагестанский и стану терпеть такой ​​неподходящий обстоятельствам позор друга? Остаюсь и я с Романом! — неожиданно заявил Юра Бахтадзе.

— Я тоже останусь, хоть я и согласна с судом, и тоже... не ишак дагестанский, — под еще более задорный смех, как успокоенный ребенок, сказала Любка Запорожец. Или жалко ей стало Романа? Нет, героем он теперь становится в такой угрожающей ситуации.

Ваня Туляков, до сих пор молчавший, не выдержал.

— Ты вот что, Люба, — обратился он как бы между прочим. — Лучше успокойся. Не зацепили тогда тебя за поведение, вот и не напрашивайся. Давно определена в первую очередь на выезд, почему не соблюла порядок? Сегодня еще отходит пароход на Одессу. Спеши к тетке. Что же касается меня, то я... тоже остаюсь с Романом, будем вместе выбираться из Крыма...

Далеко не всех пионеров удавалось отправить из лагеря в намеченные дни. Прошло уже больше месяца с начала войны. По несколько раз вырывались из лагеря смелые и снова возвращались. Как-то выехала Любка пароходом на Одессу.

Сводки с фронтов с каждым днем становились все более угрожающими. Усилия администрации лагеря отправить пионеров поездами не дали результатов. Более смелые ребята, нарушая все правила предосторожности, цеплялись на авто, на переполненные грузовые поезда.

В такой передряге наваждением подползла паника. Однажды ночью исчезли из лагеря шестеро ребят и с ними две девушки. Оставили записку, что они пошли пешком...

Тогда Ваня предложил выявить желающих идти домой пешком, образуя отряды во главе с воспитателями, и отправляться.

— Потому что так мы будем ждать попутный ветер и попадем в самое пекло…

В тот же день отправили две большие группы. Прощались, напутствовали и грустили. Однажды ночью удалось посадить на поезд нескольких более слабых, но никто не был уверен, что они успеют проскочить перед вражеским танковым клином... В лагере остались только Роман с тремя товарищами и десятка два боягузов, ждущих, пока за ними приедут родители.

Время от времени возвращался кто-то из отправленных ранее, кому не по силам были такие опасные путешествия. Бои с врагом угрожали перекрыть последние дороги.

Не представляя, что и как делать дальше, куда деваться от этого неприветливого теперь морского побережья, которое по ночам уже шумело эхом морских боев, несколько ребят снаряжали лодки, надеясь через пролив пробиться на Кубань.

Роман несколько раз искренне советовал Ване Тулякову забрать с собой Олега, самого младшего среди них, и идти пешком, пробиваться. Ваня только посмотрит на Романа задумчивым взглядом и ничего не говорит. Нетрудно было Роману понять в этом упрек друга. Но это все же давало повод к какому-то разговору в таком мрачном ожидании.

— Ну, Ваня, — оправдывается Роман, — честное пионерское, я считаю...

Что он считает, Ваня понимает. Роман под строгим взглядом товарища замолкает, так и не вызвав его на разговор.

3

Война разгоралась. Фашистское правительство Германии, не удовлетворяясь кровопролитием в Польше, на Балканах, во Франции, двинуло свои войска через советские границы. Двинуло, поправ международные конвенции и собственные обязательства. Советские границы были лицемерно нарушены танковыми армадами фашистских армий, сломаны без объявления войны на второй же день после прохода по тем границам эшелонов с советской пшеницей, поставляемой по международным соглашениям о торговле и товарообмене.