Клавдий. Нежданный император - [95]

И если домашние заигрывания оставались без последствий, то совсем другое дело, когда свободная женщина приставала к рабу соседа. Социальные отношения, воспринимаемые здесь как соотношение сил, менялись на противоположные: теперь уже не хозяйка приказывала рабу, а раб повелевал свободной женщиной, вместо того чтобы служить своему хозяину. Клавдий отреагировал на подобное безобразие постановлением сената от 52 года: женщина, повинная в такой связи, сама становилась рабой. На первый взгляд эта мера кажется слишком строгой. Но если приглядеться, то заметно: законодатель грозит пальцем, но не более того. Чтобы женщина утратила свободу, владелец раба должен был трижды воспротивиться этой связи, а магистрат — издать после этого декрет, отдающий провинившуюся владельцу. Понятно, что такое случалось крайне редко, а может и никогда. Кроме того, владельцу, который действительно хотел оборвать роман, вовсе не требовалось обращаться в суд: достаточно было поколотить раба или услать его в деревню, как поступил хозяин с Трималхионом.

На самом деле этот закон, на наш взгляд, относится к арсеналу мер, направленных на сохранение семьи, против роскоши, против восточных культов, против любви представителей высшего сословия к актерам и возничим… Такие законы принимали регулярно и во множестве, но применяли редко, а то и никогда. На самом деле это были заклинания в форме принуждения, произносимые с единственной целью: напомнить о mos majorum — старых принципах, традиционно составлявших нравственную основу римского общества. Но теперь правящее сословие им более не следовало и, вопреки тому, что можно было бы подумать, мучилось от этого угрызениями совести. Поэтому издавало законы против собственных упущений, но не питая никаких иллюзий. Просто для успокоения совести и чтобы напомнить себе, что оно, правящее сословие, обязано сохранять традиции и нравственность.

Данный сенатусконсульт — прекрасный тому пример. Староримскую мораль шокировали женщины, особенно из приличного общества, появляющиеся на людях рядом с рабами. Постановление сената целило в дам из высших сословий, хотя в нем об этом и не говорится, потому что, разумеется, только они привлекали к себе внимание и имели значение; полагаем, что поведение плебеек, даже свободных, мало интересовало законодателя. А вот матроны как раз распустились и уже давно без зазрения совести распутничали с людьми низкого происхождения. Август в свое время отреагировал на эти вольности, создававшие неприглядный образ аристократии: приговорил к смерти одного из своих любимых вольноотпущенников за многочисленные прелюбодейства со знатными дамами; в другой раз велел высечь кнутом знаменитого актера, потому что на одной из вечеринок ему прислуживала аристократка, причесанная под мальчика… Но всё напрасно. Даже пример императора, убившего своего вольноотпущенника за сексуальную распущенность, не побуждал отцов семейств хотя бы препятствовать тому, чтобы их рабы навещали матрон. Отсюда причина, по которой другой император притворился суровым: предоставил право тем же отцам семейств подавать в суд на распутную жену. Но он знал, что они этого делать не станут, потому что жены им совершенно безразличны. Да он и не хотел, чтобы они это делали, а потому обставил судебную процедуру отпугивающими условиями. Дело сделано, mos majorum сохранены: в Риме свободная женщина не может спать с чужим рабом, иначе сама попадет в рабство.

В завершение этого буйного законотворчества приведем документы о праве наследования вольноотпущенников. Здесь тоже полезно вернуться чуть-чуть назад, чтобы поместить закон Клавдия в исторический контекст. До последнего века Республики вольноотпущенник римского гражданина, сам ставший римским гражданином, был волен передавать свое имущество кому захочет. Хозяин не имел никакого законного права ни на какую часть наследства своего libertus. Только в исключительном случае — если вольноотпущенник умирал, не оставив ни завещания, ни наследника, — ему наследовал бывший хозяин. То есть наследственное право было в пользу вольноотпущенника, пока увеличение количества «вольных» и их возрастающее богатство не побудили законодателя ужесточить закон. В самом деле, возмутительно, что хозяин не может воспользоваться порой огромным состоянием своих вольноотпущенников, хотя сам более или менее поспособствовал его возникновению, выплатив выходное пособие. Вот почему к концу II века до н. э. закон предоставил хозяину половину имущества при отсутствии у libertus прямых кровных потомков. Затем Август упрочил права хозяина на имущество самых богатых вольноотпущенников: если libertus оставлял после себя не менее 100 тысяч сестерциев, его хозяин наследовал половину или греть — в зависимости оттого, приходилось ли ему делиться с одним или двумя детьми. Однако если у вольноотпущенника было трое детей, его хозяин не получал ничего — это правило диктовала демографическая политика.

Август главным образом пытался повлиять на пагубное последствие массовых освобождений рабов — автоматическое получение римского гражданства вольноотпущенниками, чьи хозяева были римскими гражданами. Тогда, как и теперь, было нежелательно предоставлять гражданство плохо интегрировавшимся в общество людям. Император принял меры для предотвращения массового освобождения. Во-первых, хозяева могли отпускать на волю только рабов в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. Во-вторых, поскольку богатые часто освобождали своих людей через завещание, было установлено соотношение между общим количеством рабов, принадлежащих одному человеку, и отпускаемыми на волю: последних не должно было быть больше ста. Ничего не вышло: рабов продолжали отпускать на волю незаконно, и поделать с этим ничего было нельзя. Август принял это к сведению. Официально он не отменил два первых закона, но создал новую социальную категорию, стоящую ниже римских граждан, в которую попадали все, отпущенные на волю противозаконно.