Клаузевиц - [69]
Но теория не должна переходить за определенный предел. По сравнению с марксистско-ленинским положением, что теория должна служить руководством для действия, толкование Клаузевицем значения теории ставит ее в несколько более тесные рамки. «Теория военного искусства не должна быть непременно положительным учением… она должна воспитать ум будущего полководца, или, вернее, руководить им в самовоспитании, но не должна сопровождать его на поле сражения: так мудрый наставник направляет и облегчает умственное развитие юноши, не держа, однако, его всю жизнь на помочах» («О войне», стр. 82).
«Теория должна ярко осветить всю массу обстоятельств, дабы ему легче было среди них ориентироваться; она должна вырвать плевелы, которым заблуждение дало возможность повсюду прорасти; она должна вскрыть взаимоотношения явлений, отделить существенное от несущественного. Там, где представления сами собой складываются в такое ядро истины, которое мы называем принципом, там, где они сами устанавливают такой порядок, который мы называем правилом, там обязанность теории это отметить».
«То, что ум вдохнет в себя во время этого странствования среди фундаментальных понятий о предмете, те лучи, которые засияют в нем самом, — в этом и заключается та польза, которую может дать теория. Она не может снабдить его готовыми формулами для разрешения практических задач, она не может указать обязательный для него путь, огражденный с обеих сторон принципами. Теория способна лишь направить пытливый взгляд на совокупность явлений и взаимоотношений и затем отпускает человека в высшую область действия» («О войне», стр. 529–530).
Теория должна являться рассмотрением, созерцанием и вести к точному ознакомлению с предметом. Клаузевиц в этих словах возвращается к точному этимологическому смыслу греческого корня слова «теория». Его изложение обострено критикой всех существовавших военных систем, страдавших и односторонностью, и полным невниманием к моральным силам, и недостаточной проверкой своих положений на опыте военной истории, и шарлатанским злоупотреблением терминологией.
Клаузевиц отрицает также положение о значении методичности в стратегии. Он является защитником методичности лишь в обучении младших тактических начальников, но не в стратегии. Война — «это не поле стеблей, которое можно хуже или лучше косить более или менее подходящей косой», она представляет собой «большие деревья, к которым надо подходить с топором обдуманно, в соответствии со свойствами и направлением каждого ствола» («О войне», стр. 95).
Клаузевиц восстает против злоупотреблений военно-историческими примерами; он советует не шагать широкими шагами по арене истории. Военная история требует особо бережного к себе отношения. Использование военной истории для обучения требует величайшего гражданского мужества. «Кто чувствует влечение заняться этим трудом, пусть снарядится на это благое начинание, как на далекое паломничество. Пусть пожертвует он своим временем и не страшится никаких трудов, пусть не убоится никакой земной власти и великих мира сего, пусть поднимется он над собственным тщеславием и ложным стыдом, дабы, по выражению французского кодекса (формула присяги свидетелей на суде. — А. С.), сказать правду, только правду, всю правду» («О войне», стр. 118).
Официальные историки войн в Германии и не пытались подойти к требованиям Клаузевица; Мольтке, давая задания прусскому генеральному штабу по составлению истории войн за объединение Германии, подчеркивал необходимость считаться с влиятельными персонами: «пишите правду, только правду, но не всю правду».
Современная военная литература фашистской Германии проводит точку зрения Мольтке и, во имя сохранения престижа полководцев, признанных фашизмом, создает свою историю «не всей правды».
Третья часть — общие вопросы стратегии — является началом труда Клаузевица, о котором он говорит: «Сначала я намеревался, не думая ни о какой системе или строгой последовательности, записать в кратких, точных и сжатых положениях важнейшие пункты по этому предмету, относительно которых я пришел к определенному выводу… Я полагал, что такие богатые оценками и мыслями краткие главы… достаточны, чтобы заинтересовать образованных, мыслящих людей как возможностью дальнейшего развития их выводов, так и непосредственным их содержанием» («О войне», стр. 2). Разбор элементов стратегии в этой части носит не вполне систематический характер, однако, в ней разбросана масса перлов мышления Клаузевица. Материальные вопросы стратегии ограничиваются здесь вопросом о численности армии и методами достижения перевеса в генеральном сражении. Заслуживает внимания его тезис о значении численности: численный перевес — наиболее общий принцип победы («О войне», стр. 136). Это — отрицание идеи небольшой отборной армии, при помощи которой, не апеллируя к массам, одерживается победа. Это тезис, на который ссылается современный германский фашизм, создавая массовую армию, которая, однако, несет ему в своих недрах революционную угрозу.
В этой третьей части Клаузевиц еще очень тесно связан представлением об абсолютной войне. Война для него представляет исключительно непрерывную цепь боев, находящихся в тесной связи между собой. Отсюда, занятие географического объекта не может рассматриваться как успех, который можно мимоходом прикарманить. Обладание им может повлечь за собой впоследствии еще более крупные невыгоды. «Подобно тому, как купец должен все время оперировать всей массой своего состояния, так и на войне лишь конечный успех решит вопрос». Нельзя пытаться обособить прибыль от отдельной сделки, это еще не чистый барыш. До конечного успеха ничего не решено: ничего не выиграно, ничего не проиграно.
Труд А. Свечина представлен в двух томах. Первый из них охватывает период с древнейших времен до 1815 года, второй посвящен 1815–1920 годам. Настоящий труд представляет существенную переработку «Истории Военного Искусства». Требования изучения стратегии заставили дать очерк нескольких новых кампаний, подчеркивающих различные стратегические идеи. Особенно крупные изменения в этом отношении имеют место во втором томе труда, посвященном новейшей эволюции военного искусства. Настоящее исследование не ограничено рубежом войны 1870 года, а доведено до 1920 г.Работа рассматривает полководческое искусство классиков и средневековья, а также затрагивает вопросы истории военного искусства в России.
Аннотация издательства: Настоящая книга есть описание боевых действий 6-го Финляндского полка во время мировой войны в бытность автора командиром этого полка. Ценность книги заключается в тех жизненных подробностях, которыми насыщено все ее содержание. В дополнение к своей памяти автор использовал имеющиеся в наших архивах материалы и, не гоняясь за прикрашиванием действительности, старался изложить положительные и отрицательные стороны событий с возможной для участника беспристрастностью. Книга дает богатый материал для ясного представления того, как на самом деле происходят военные действия, как воплощаются в жизнь высокие оперативные соображения, в какой тяжелой среде приходится работать небольшим начальникам.
К 100-летию Первой Мировой войны. В Европе эту дату отмечают как одно из главных событий XX века. В России оно фактически предано забвению.Когда война началась, у нас ее величали «Второй Отечественной». После окончания — ославили как «несправедливую», «захватническую», «империалистическую бойню». Ее история была оболгана и проклята советской пропагандой, ее герои и подвиги вычеркнуты из народной памяти. Из всех событий грандиозного четырехлетнего противостояния в массовом сознании остались лишь гибель армии Самсонова в августе 1914-го и Брусиловский прорыв.Объективное изучение истории Первой Мировой, непредвзятое осмысление ее уроков и боевого опыта были возможны лишь в профессиональной среде, в закрытой печати, предназначенной для военных специалистов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В тринадцать лет Макс Вебер штудирует труды Макиавелли и Лютера, в двадцать девять — уже профессор. В какие-то моменты он проявляет себя как рьяный националист, но в то же время с интересом знакомится с «американским образом жизни». Макс Вебер (1864-1920) — это не только один из самых влиятельных мыслителей модерна, но и невероятно яркая, противоречивая фигура духовной жизни Германии конца XIX — начала XX веков. Он страдает типичной для своей эпохи «нервной болезнью», работает как одержимый, но ни одну книгу не дописывает до конца.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Я вхожу в зал с прекрасной донной Игнасией, мы делаем там несколько туров, мы встречаем всюду стражу из солдат с примкнутыми к ружьям штыками, которые везде прогуливаются медленными шагами, чтобы быть готовыми задержать тех, кто нарушает мир ссорами. Мы танцуем до десяти часов менуэты и контрдансы, затем идем ужинать, сохраняя оба молчание, она – чтобы не внушить мне, быть может, желание отнестись к ней неуважительно, я – потому что, очень плохо говоря по-испански, не знаю, что ей сказать. После ужина я иду в ложу, где должен повидаться с Пишоной, и вижу там только незнакомые маски.
«В десять часов утра, освеженный приятным чувством, что снова оказался в этом Париже, таком несовершенном, но таком пленительном, так что ни один другой город в мире не может соперничать с ним в праве называться Городом, я отправился к моей дорогой м-м д’Юрфэ, которая встретила меня с распростертыми объятиями. Она мне сказала, что молодой д’Аранда чувствует себя хорошо, и что если я хочу, она пригласит его обедать с нами завтра. Я сказал, что мне это будет приятно, затем заверил ее, что операция, в результате которой она должна возродиться в облике мужчины, будет осуществлена тот час же, как Керилинт, один из трех повелителей розенкрейцеров, выйдет из подземелий инквизиции Лиссабона…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.