Классы наций. Феминистская критика нациостроительства - [15]
«Начинается декабрь – последний месяц года. Месяц решающей сисечной схватки. Месяц сисечной напряженной борьбы. Месяц сисечных побед. 25 декабря будут опубликованы последние в этом году сиськи… Каждый месяц мы выбираем самые красивые сиськи месяца. До конца декабря будут публиковаться фотографии, каждый месяц проводится всенародное голосование за девушку месяца, а перед Новым годом будет устроено голосование на лучшие сиськи года среди девушек месяца. Призом станет Эппловский Айпад! Тот самый волшебный девайс! Который всех прет! Правила простые: на снимке должны быть сиськи, лицо и жежешный человечек с жежешным ником. Адрес: [email protected]. Подруга, не забудь написать краткий текст о себе, о жизни, о мире – фотки с текстом получают больше внимания! О тебе будет говорить весь ЖЖ! И у тебя будет Айпад!»[77]
Девушки присылают фотографии, золотая молодежь Интернета (считающегося демократическим пространством на том основании, что писать туда может каждый) их рассматривает и оценивает, полагая, что играет в эстетическо-эротическую игру. Между тем игра является механизмом получения власти «мужской фалангой», приобретаемой благодаря тому, что человек, вернее, группа людей переходит в статус «разглядываемых». Согласно Сартру и Фуко, «взгляд», рассматривание есть реализация иерархических отношений между разглядываемыми и их надсмотрщиками: взгляд объективирует (опредмечивает) тех, на кого направлен, потому что исходит «от власти». Мужская фаланга, по определению, имеет право на «взгляд», направленный на женское тело. Семиотика одежды (или ее отсутствия) является зримым выражением этой иерархии (кто для кого раздевается), а иерархизация интернет-пространства продолжает социальную организацию с мужским доминированием за его пределами.
Опредмечивание и сексуализация женского тела, которое конструируется не просто как сексуальное, а генитальное, по словам философа Т. Клименковой, сочетается в постсоветском обществе с другой тенденцией – «одомашниванием» женщин, помещением их внутрь частной сферы под предлогом защиты и заботы. Одновременно с этим происходит передача функций ухода и заботы, ранее бывших общественной прерогативой, в «женские руки», когда значительная часть общественно необходимого труда переводится в частное пространство. Подобно тому, как золотая интернет-молодежь обретает «право власти» за счет объективации женского тела, так и государство, распределяя «материнский капитал», институционализирует патриархат, так как право содержать предполагает и право контролировать.
Остается ответить всего на один вопрос: почему женщины делают это? Если целью описанных символических манипуляций является распределение ее участников по разным ступеням социальной лестницы, почему многие женщины на это идут, причем с явным энтузиазмом? В чем состоит в этих играх женская «прибыль»? Почему они шлют пользователю tema и его читателям свои фото? Или фотографируются для календаря? Или иначе: по каким невидимым капиллярам протекает в наши тела власть – так, что мы сами, по своей воле, подчиняемся ей?
Вперед и с песней: телесные практики и индивидуализация
Как утверждал Мишель Фуко, чтобы подчиняться, надо что-то делать, то есть осуществлять подчинение. Ведомый на расстрел идет туда своими ногами… Власть не может быть реализована, если тот, на кого она направлена, не осуществляет продвижения этой власти, подчиняясь ей и исполняя ее. Кроме того, сегодня классические формы властного доминирования, осуществляемого при помощи прямого насилия, не так распространены, как раньше. Современное доминирование – экономическое, политическое или культурное – осуществляется более мягким способом. Оно часто транслируется при помощи консюмеризма, популярной эстетики и массовой культуры и представляется в виде сексуальной свободы.
«Взгляд», о котором шла речь выше, побуждает рассматриваемых к определенным повседневным практикам: разглядываемая женщина, приученная воспринимать мужское одобрение как положительную оценку, старается выглядеть хорошо и делает инвестиции, иногда значительные, в тело (ухаживает за ним, соблюдает диету и прочее), которое становится ее капиталом. Сексуальное тело обретает социальную «силу», но это происходит вследствие того, что в него были вложены усилия по дисциплинированию и подчинению предписаниям системы. В конце концов, женщина не может даже представить своего телесного удовольствия вне мужской экономики (создания удовольствия для мужчины); жизнь тела становится подчинена ограничениям, табу, императивам, запретам или, наоборот, побуждениям, пришедшим извне. Собственно женская «прибыль» в эротическом календаре (подобных за последнее время появилось много – с банковскими сотрудницами, белорусскими писательницами и т. д.) состоит в получении «видимости». Эти женщины могут стать видимыми, только раздевшись: одетыми их никто не увидит. При осуществлении этих практик, необходимость в которых интериоризируется, становится «своей», не нуждается в оправдании, создается индивидуальная субъективность и формируется идентичность. Приватный опыт внутренней жизни, самосознание оказываются опосредованными социальной структурой и соотнесенными с ней. Календарь дает возможность увидеть, как именно эстетика порнографии (объективации) участвует в превращении тел – потому что «индивидуальностей» как таковых уже нет – в пространство для осуществления власти.
