Класс: путеводитель по статусной системе Америки - [51]

Шрифт
Интервал

Если американцы еще могут как-то удержаться от персонализации предметов, то покупкам через почтовые каталоги они противостоять не в силах – и не потому, что им так уж нужны все эти вещи, а потому, что им необходимо тешить себя иллюзией совершения свободного выбора, и почтовые покупки дают им такую возможность. Покупки через каталог создают иллюзию власти, но без сопутствующего социального риска встретить кого-то, кто может в вашей власти усомниться. Акт заказывания ненужных предметов по почте стал новым секретным способом совершить то, что Веблен описывал как «демонстративно расточительные расходы престижа ради, приносящие духовное благополучие». В определенном настроении, когда мы задаемся вопросом, а кто мы такие и чего мы стоим, все мы походим на мать Билли Пилигрима. «Как многие американцы, – говорит Курт Воннегут, – она пыталась украсить свою жизнь вещами, которые продавались в лавочках сувениров».

Глава 6

Жизнь рассудка

В отсутствие системы наследуемых рангов и титулов, без традиции даруемых монархом почестей и даже без статусной лестницы с ясными признаками для тонкого ранжирования слоев высшего класса, американцам в их поддержании снобистских механизмов приходится в гораздо большей степени, нежели прочим народам, полагаться на иерархию, порождаемую колледжами и университетами. В этой стране почти все, что в конечном счете становится кладезем почестей, связано с институциями высшего образования. По крайней мере, с лучшими из них. Я как-то слыхал о некоем джентльмене, чье образование (бакалавриат, магистратура и докторская степень) считывалось как безупречно изысканное и при этом обозначалось одной короткой фразой: «Йель до кончиков пальцев». Согласен, это не очень-то устойчивый фундамент, чтобы строить на нем схему завистнического сопоставления (invidious distinction), но в обозримом будущем у нас фактически ничего больше и нет.

Как мы уже видели в примере с наклейками на заднее стекло автомобиля, даже, казалось бы, ничем не примечательные колледжи ценятся весьма высоко, их аура обретает чуть ли не какую-то сакральность. Серьезно, в качестве институтов, которые чтут все, колледжи, похоже, вытесняют церковь – никто же не лепит на стекло автомобиля стикер со словами «Братство святого имени, Порт Гурон, Мичиган» или «Первая баптистская церковь Эльмайры». Вы можете оценить престижность высшего учебного заведения, приглядевшись к тому, насколько окружающие торопятся подчеркнуть свою к нему причастность. Когда некая институция, заинтересованная в увеличении прибыли и не гнушающаяся обмана и мелкого жульничества, желает повысить свой статус, она начинает имитировать повадки университета. Так в «The New York Times» в придачу к ее ежедневной педагогической назидательности появляется колонка «Еженедельный тест по главным новостям» – будто газета как-то связана со сферой образования. (Какой другой газете придет в голову торжественно напечатать строки, которые напечатала «The New York Times» 2 ноября 1982 г.: «В статье от.., в субботу, было некорректно указано количество вариантов расположения граней кубика Рубика. Правильный ответ 43 252 003 274 489 856 000».) Следуя аналогичному позыву, брокеры и жулики-риелторы проводят «семинары». Самые откровенные лобби в Вашингтоне, те, что погрязли во взяточничестве и вымогательстве, любят называть себя институтами – словно какой-нибудь Институт передовых исследований в Принстоне или Институт современного искусства в Университете Пенсильвании. И таким образом в нашей столице появляются Институт табака, Институт алкогольных напитков, Институт пищевых добавок и масел, и т.п. В некоторых таких «институтах» есть даже «кафедры» и «профессура». Как гласит подпись к журнальной колонке, один такой бумагомарака «занимает должность заведующего кафедрой имени ДеВитта Уоллеса в области коммуникаций в Институте американских предприятий».

Страстное стремление, обуревающее поголовно все классы, обрести статус благодаря ассоциации с университетами, научными сообществами, «наукой» вообще и т.д. – словом, с чем угодно, только не с коммерцией, производством и «маркетингом» – можно усмотреть и в тональности, избранной Моргановской библиотекой для привлечения спонсоров: их именуют не донорами и не благотворителями, а «членами научной коллегии» (Fellows). Далее, в зависимости от суммы пожертвований, предлагаются градации членства: на вершине – «постоянные члены» (напрашивается ассоциация с «полным профессором на бессрочном контракте» – ну или же с услугой «вечной заботы» на вашем местном кладбище). Ступеньками пониже идут «почетные члены», затем «действующие члены» и, наконец, просто «члены коллегии».

Престиж американских колледжей и университетов столь велик, что от них удивительным образом отскакивает всякая критика, оскорбления не достигают цели, – во всяком случае, так оно сложилось начиная с 1940-х годов, когда университетское образование, благодаря закону о реабилитации ветеранов войны (так называемый G.I. Bill, «солдатский билль о правах», принят в 1944 году), начали продавать обывателю как самую высокоморальную часть послевоенной системы социальной поддержки. На протяжении многих лет никто, кроме сенатора Маккарти в 1950-х и радикально настроенных студентов в 1960-х и 1970-х, не высказывал никаких особенно критических суждений по поводу их недостатков или притязаний. В результате самые нелепые игры и фокусы этих институций проскакивали без каких бы то ни было возражений – так страшились возможные критики обвинений в антиинтеллектуализме. (Как будто


Рекомендуем почитать
Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.


Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.