Клады Хрусталь-горы - [63]

— Засветло вернемся, ужин приготовь.

Пока отец ходил в Совет по разным делам, Степан успел обежать магазины и поиграть на балалайке. Когда же отец зашел за ним к крестной, у которой ждал Степан отца, не хотелось уходить парнишке из теплой хаты на мороз. И как ни уговаривала крестная Иллариона, он настоял на своем. Пошли.

— Ты не бойся, Степан, — уговаривал отец сына. — Засветло дойдем.

Пока по Ульяновке шли — это по райцентру — не приметили метели. Правда, подувало малость, но какая зима бывает без поземки? Но когда вышли в степь, то увидали, как по ней плясал буран.

— Окаянный! Откуда он только взялся? — ворчал отец, поглядывая вдаль. Прошли еще с версту, как вдруг все кругом завыло, засвистело, замело…

Отец закрывал сына от метели собой, но Степан все больше уставал. Ноги не слушались его. Отец, чтобы сын не упал, все время говорил и говорил:

— Вот сейчас дойдем до ближней на деревне хаты — до Одаркиной избы. У нее сегодня свадьба. Ты слышишь?

И, вслушиваясь в вой ветра, он делал вид, что ловит песню.

— Вот сейчас дойдем, Одарка просватала дочку. Слышь, гуляют. Тебе вареников дадут, меня горилкой напоят!

Степан шел за отцом, стараясь услыхать песню. Он вглядывался в темноту. И, наконец, ему показалось, что он слышит ее. Это была любимая песня деда про храброго Опанаса и великана по прозвищу Черный Страх.

В той песне говорилось: отважный и храбрый Опанас никогда и никого не боялся… Но прослышал о нем страшный великан Черный Страх. Надумал он испытать бесстрашие Опанаса: не мог допустить Черный Страх такого, чтобы простой парень не боялся никого. И потому чего только ни выдумывал великан, чтобы напугать Опанаса! И диким зверем оборачивался, кидаясь на парня, и, обманом подойдя к Опанасу, хватал его. Кидал то в озеро глубокое, то в горящую избу. Но Опанас отовсюду выходил невредимым — оттого что был ловким, смелым и бесстрашным, а потому, вызнав, что у великана нет силы и берет он только ростом, Опанас сам пошел на супостата. И, видать, столько было в парне решительности и силы, что не помогли Черному Страху ни его огромный рост, ни его громовой голос, которым он пытался запугать трусливых, ни его хитрость, которой он опутывал, как паук муху своей паутиной.

Отступился великан от Опанаса. А когда парень крикнул людям, чтобы они сами напали на Черного Страха, — кинулись все на великана, облепили врага, связали его и кинули в омут… Даже не спузырилась после него вода, только почернела шибко…

Радовались люди своей победе над Черным Страхом. Смелого и храброго Опанаса богатырем величали, хотя на вид он был самый простой, как все люди, парень…

Песня вначале звучала тихо, а потом стала раздаваться все сильней и сильней. Она вливала в Степана все новые силы и помогла парнишке дойти до Одаркиной избы, стоящей и вправду на краю их деревни. Свадьбы у Одарки, конечно, никакой и не было. Правда, Одарка, как говорил отец, ему горилки подала и, охая и причитая, положила Степана на печку отогреться, намазав его салом и снадобьем каким-то…

Когда же под утро утихомирилась непогода, отец унес обмороженного сына домой. Долго пролежал парень, а когда поправился совсем, отец сказал Степану, что тогда ночью, когда они шли в буран, никто не пел в степи. Степан ответил отцу:

— Знаю, батя, что никто не пел, но мне так хотелось дойти самому и не упасть, что я старался услыхать песню, и я ее слышал…

Потом отец не раз говорил жене:

— Ну, мать! Удалой у нас с тобой растет хлопец. Выдюжит в любую непогоду.

И выдюжил Степан. Выстоял. Учился, как задумал, в ремесленном училище в Одессе. Уже мечтал о работе. О подарках, купленных на первую получку для матери и отца. Даже представлял, как мать обязательно заплачет, когда он подаст ей платок. И спрячет она подарок в свой сундук с самым дорогим скарбом…

И сбылись бы мечты Степана, непременно бы сбылись, если б не ночь в июне сорок первого года. Он спал в эту ночь спокойно и мирно, как спал весь народ и вся земля. Проснулся от грохота. Рвались бомбы над землей, над городом Одессой.

Выскочив вместе с другими ребятами, он увидел полуразрушенный дом, в котором жили учителя, воспитатели и директор. Под балконом на окошке первого этажа свешивался трупик дочки любимого учителя — Корнея Осиповича Гроховца. Девочка лежала на подоконнике вверх лицом. Ветер шевелил ее волосенки, а глаза, глядевшие в небо, будто спрашивали: «За что?»

Кто-то из ребят крикнул: «Война!» Да, это была война, которая понесла Степана и его товарищей по жестоким своим путям. Много пришлось исколесить дорог Гончаруку, пока его фамилия попала в список, на котором были слова: «Командировать на Урал».

И снова путь, бомбежки. Зарево пожарищ. Составы с ранеными. И, вглядываясь в лица раненых: нет ли среди них отца, Степан двигался все дальше и дальше от родной деревни — от родных краев… До слез хотелось есть. Часто видел во сне теплый материнский хлеб и ее шершавые руки. Война же шла и шла. Она мяла, терла, толкла, как перец в ступке, паренька Степана. Да, оно так и было.

А паровозик, пыхтя и отдуваясь, то постояв немного, то фыркнув, снова дергал, бежал и торопился. Когда же горы показались, примолкли хлопцы, а потом, сдернув шапки, прокричали: «Вот ты какой, дедушка Урал!»