Проверь, не устали ли лошади, которые тащили телегу с моим гробом на холм, а потом, по цветущей вишневой аллее, на кладбище. Проследи, чтобы на копытах лошадей раскаленными докрасна металлическими прутьями поставили траурные кресты. Если же белые волы не будут к тому времени забиты и проданы, то можешь вместо лошадей запрячь в мои похоронные дроги волов, только проследи, чтобы кучер не стегал их, если они на пару минут остановятся где-нибудь по дороге на кладбище. Особенно обрати внимание, если они остановятся на перекрестке! Кучеру с черным крепом на шляпе нельзя держать в руках обычный кнут, а только обвитый черным крепом прут, взятый из куста орешника, растущего на церковном дворе. Выпей воды из колеи от моих похоронных дрог, думая при этом о своих страданиях, и будешь исцелен.
О ты, Иисус, которому на кресте к губам поднесли уксус и желчь, помилуй нас! О ты, своей смертью не кресте все искупивший Иисус, помилуй нас! О ты, на крестеотцу принадлежащий Иисус, помилуй нас! О ты, до самой смерти на кресте смиренный Иисус, помилуй нас! Вместо украшенного рождественскими свечами смертного венца поставь на мой гроб зажженный фонарь, но ради Бога, смотри внимательно, чтобы он не опрокинулся и керосин не разлился и мой гроб не загорелся бы. Представь себе, как трещит жесткий креп, а белые волы пугаются, несутся с горящими дрогами, пока не сбросят мой горящий гроб на землю; мое горящее тело покатится по грядам и застрянет, наткнувшись на огородное пугало, языки огня, как и мой горящий мертвый язык, начнут лизать тряпки пугала, ведь говорят же, что у огня – языки, не так ли? – и мое тело и пугало, мы станем одной кучей пепла посреди поля. Завершающий похоронную процессию должен громко и отчетливо постучать босыми пятками по воротам кладбища, чтобы смерть – не забудь, что смерть – это живой покойник – осталась за воротами. Быстро выброси многочисленные терновые венцы перед кладбищенскими воротами, чтобы Костлявая, а она ведь ходит босиком, не могла вернуться за кем-нибудь из пришедших на похороны.
О ты, на кресте свой дух вверивший в руки отца своего Иисус, помилуй нас! О ты, Иисус, сердце которого на кресте было открыто копьем, помилуй нас! Маленький ребенок, выросший настолько, что может выглянуть из-за головы теленка, должен будет нести во время похоронной процессии свечу величиной с мой рост и, естественно, с черной головкой фитиля. При этом не забудь положить ее рядом с букетом цветов ко мне в могилу, чтобы я мог время от времени темными ночами, когда тяжелая земля моего могильного холма уже осядет, зажигать эту свечу и находить в церковных подвалах остатки облаток. С крошками облаток на фиолетовых губах я буду возвращаться к себе и класть голову на подушку, которая, возможно, будет набита землей из Иерусалима.
О ты, с креста снятый и на колени матери своей положенный Иисус, помилуй нас! О ты, до последнего часа о своей матери пекшийся Иисус, помилуй нас! О ты, в саванзавернутый Иисус, помилуй нас! О ты, отцов от преисподней спасший Иисус, помилуй нас! Не забудь также на День всех святых повесить на могильные камни распятия и поминальные кренделя, потому что ночью придут нищие и их заберут. К моему кровавым потом исходящему могильному камню прикрепи наполненные святой водой куриные яйца, и пусть они висят там тридцать дней и тридцать ночей. Капающая с них вода должна загасить адское пламя.
* * *
Палермо. Паланкин с мертвецом, одетым в старое пыльное пальто, несли в катакомбы капуцинов. Изнуренные долгой дорогой под палящим полуденным зноем носильщики поставили портшез на землю, чтобы выпить холодного лимонада у уличного прилавка. Прохожие подходили к паланкину, откидывали кожаную завесу и, убедившись в том, что привязанный к кресту покойник с опущенной на грудь головой им не знаком, шли дальше. Спереди и сзади портшез был украшен изображениями Рождества и распятия Христова. А на ларе с поминальными свечами, который нес один из четырех носильщиков, были написаны образы Мадонны и святого Петра.
* * *
В подробном отчете итальянской газеты интересно только то место, где очевидец рассказал редактору, что конфирмационная свеча сломалась в руке задавленной девочки, заскользила, но не покатилась по асфальту, потому что на нее была надета плошка в форме тарелки для расплавленного воска. Едва ли полчаса спустя после того, как новоявленная невеста Иисуса впервые в своей короткой жизни причастилась тела Христова, она лежала на асфальте с еще не переваренной в желудке облаткой, на которой как водяной знак был изображен терновый венец, в забрызганном кровью белом конфирмационном платье.
* * *
В Неаполе, в День всех святых, по дороге на кладбище кондитеры продавали детям сахарные черепа размером с голову младенца и маленькие сахарные скелеты, которые те неистово сосали и лизали. Мальчики-подростки с матерчатыми сумками с нарисованными на них черепами подходили к людям, несущим на кладбище хризантемы и восковые свечи, и беспрерывно кричали: «На души усопших! Пожалуйста, подайте на помин душ усопших!» В День всех святых все скелеты освящались, все висящие на стенах скелеты обряжались в свежие саваны, крышки гробов открывались, растворялись вделанные в них застекленные рамки-складни, чтобы родственники гниющих могли еще раз поглядеть на их лица, прикоснуться к их черепам и перекрестить их. Мумия облаченного в ризы для праздничной мессы священника сидела у смертного одра мумифицированной роженицы, прижимающей к своей высохшей груди набальзамированного младенца.
