Клад - [6]

А я стал рассматривать дальше вещественные доказательства. Слева от коробки с машинками были грудой навалены женские меховые шубы. Страшно дорогие, это я сразу понял. Соседка однажды приносила маме такую померить. Маме она очень подошла. А потом она спросила, сколько стоит эта прелесть, и принялась хохотать, услышав ответ. Она до этого один раз только так весело смеялась — это когда Алешка, еще совсем маленький, сел в кастрюлю с тестом. А потом мама вернула шубу и стала красить глаза и ресницы… Под шубами еще что-то было. Мне очень хотелось посмотреть, но я боялся — вдруг там груда окровавленных тел! В этой квартире всего можно ждать. Не квартира, а склад. Ворованного, это точно. Где-то крадут, а здесь прячут. Это дело известное.

Я оглянулся на Алешку. Он, как шаман, сидел над коробкой, осторожно перебирал машинки и что-то шептал им ласковое. Тогда я зажмурился на всякий случай и откинул одну из шуб… Лучше бы я этого не делал: изумленным глазам моим открылись такие сокровища — куда там Али-Бабе с его разбойниками! В упаковке и без, там стояли друг на друге двухкассетники с компьютерными приставками, видеомагнитофон, маленький японский телевизор (я такой один раз видел в гостях у папиного товарища), какие-то электронные игры; аккуратными стопочками были сложены пестрые видеокассеты… Ничего себе!

Мне, как и тогда маме, захотелось смеяться и красить глаза. Я опустил полу шубы и перевел дыхание.

Алешка уже катал машинки по полу. Пора уходить.

— Давай еще поиграем, — нежненько попросил он.

— Ты что! Они в любую минуту могут прийти!

— Подумаешь! Скажем, что заблудились. И машинку попросим подарить. Давай?

— Соображаешь? Это же жулики!

— А чего они делают?

— Где-то воруют, а здесь прячут.

— А зачем? — Алешка спрашивал, а сам не выпускал из рук крохотную пожарную машинку с выдвижной лестницей и стволами-гидрантами.

— Потом продают.

— А зачем?

— Зачем, зачем! Чтобы на эти деньги купить себе другие вещи.

— А зачем? Скрали бы сразу, что им нужно. И все.

Логично, ничего не скажешь. И ответить нечего. Но я от всех этих «зачем» уже вспотел.

— Пошли скорей. Дома объясню.

— Давай одну машинку возьмем себе, раз уж они жулики. Им и так хватит.

— Ты что! Нельзя чужое брать — это называется воровство, когда берешь чужое без спросу.

— А им можно?

— Им тоже нельзя. Их за это в тюрьму посадят, за решетку.

— Кто посадит?

— Кто, кто — милиция.

— А она не знает.

Это Алешка верно подметил. Я и сам уже подумал, что все-таки нужно сообщить в милицию. Эти вещи явно краденые. Но тут Алешка снова отвлек меня.

— Ух ты! Какие картины красивые! — У противоположной стоны стояли аккуратным рядком старинные иконы в блестящих металлических рамках, виноват, окладах, наверное, золотых и серебряных. В некоторые из них были вставлены красивые камушки, которые сверкали красным, зеленым и голубым.

— Это не картины, — сказал я, — это иконы. Они в церквах висят. На них люди молятся.

— И что, в этих церквах они в Бога, что ли, верят? — снисходительно удивился Алешка. — Доверчивые какие. Ведь говорят же им русским языком, что Бога нет. Есть только светлый разум.

В Алешкином классе еще не ввели уроки слова Божьего. И он рос пока атеистом.

Я не дал Алешке вовлечь меня в несвоевременную, как это… теологическую дискуссию и потащил его за руку к двери. Он тянулся телом за мной, а душой оставался на месте, не отрывая глаз от коробки с машинками.

Не выпуская его руки и преодолевая заметное сопротивление, я надел туфли, вытащил Алешку за дверь и стал ее запирать.

— Стой! — вдруг заорал он так, что я подпрыгнул и выронил ключ. — Я, оказывается, обуться забыл.

Я уже начал сильно нервничать. Рывком распахнул дверь и подтолкнул Алешку. Он вошел в прихожую и стал, пыхтя, надевать кроссовки, путаясь в шнурках.

— Потом завяжешь, — сердито прошипел я. — Скорее!

И в это время зазвонил телефон на полу, рядом с Алешкой. Я не успел перехватить его руку, и Алешка снял трубку. Он и дома старается раньше всех подбежать к телефону, чтобы не пропустить что-нибудь интересное и быть всегда в курсе всех дел.

— Алло, — сказал он важно, — здесь Штирлиц. — И тут же сменил тон: — Сам не валяй дурака, сам рыжая, сам сматывайся, — и бросил трубку, пыхтя теперь уже от возмущения.

Я не сомневался, что звонил кто-то из компании Пирата. Оставалась только одна надежда — может быть, он решит, что ошибся номером. Если так, то сейчас снова раздастся звонок… И он раздался. Тут же.

Я успел схватить Алешку в охапку и потащил его к двери.

Захлопнув и заперев дверь, за которой все еще настойчиво и тревожно звонил телефон, я поставил Алешку на пол. Воспитывать его было некогда и не время. Поэтому я только спросил:

— Что он сказал? Дословно.

— Рыжая, не валяй дурака, сматывайся и два дня не кажи носа. — Он сделал круглые глаза и поднял хохолок на макушке.

Дела… Кажется, мы насторожили эту темную банду. Разворошили осиное гнездо. Шерлок Холмс в таких случаях набивал трубку и два-три дня думал в клубах дыма. Но мы думать будем позже. Сначала надо получить информацию от наших агентов наружного наблюдения.

Я отправил Алешку домой — скоро должны были вернуться из магазина наши родители, а сам спустился вниз, расспросил Рябчиков о ходе операции и поблагодарил их за службу, вручив по пачке малиновой жвачки.