Клад адмирала - [86]

Продолжать неравный бой не входило в намерения Мусатова. Задача, которую он ставил перед собой: как можно больше истребить белых, ослабить их — была выполнена. И теперь пора было, пока не поздно, отходить, возвращаться в Пихтовое.

Приказу пятнадцатилетнего мальчишки-командира повиновались все чоновцы беспрекословно: руководя операцией, он не потерял в схватке с врагом ни одного человека, никто не получил ни единой царапины, зато на каждого чоновца приходилось едва не по два убитых колчаковца…

Вечером того же дня Мусатов докладывал начальнику уездного ЧОНа о нижнешубинской операции.

А спустя еще два дня отряд ротмистра Воропаева, преследуемый небольшой регулярной частью Красной Армии, прекратил свое существование. Раненый ротмистр попал в плен. По его признанию, фактический разгром отряда, утрата боеспособности произошли в бою около деревни Нижней Шубиной. Сам ротмистр ранение в бок получил там же…»

Зимин оторвал взгляд от книги, спросил пихтовского ветерана-долгожителя:

— А вы лично видели, как прискакал из деревни Шубино мальчишка, гонец от Антипа?

— Сам — нет, — был ответ.

— И при разговоре его с начальником части не присутствовал?

— Командир все говорил.

— Командир уездного отряда ЧОН — это Тютрюмов имеется в виду?

— Он самый. А кто же.

— Что, его фамилию и через полвека после окончания гражданской запрещено было называть?

— Я называл. Чего-то не написали, — ответил Мусатов. — Видать, так нужно.

— Ясно… А этот комбедовец… — Зимин не сразу вспомнил имя, — этот комбедовец Ермолай, он действительно был убит белыми?

— Наверно. Я как-то не помню.

— Не интересовались?

— Не. Не до того было. Бои.

— Тут интересуйся, нет ли — все равно известно было бы. Жертв белого террора хоронили с почестями. В центре села, как правило. Тем более — комбедовцев. Есть какой-нибудь памятник в селе?

— Да самой Нижней Шубиной давно уже нет в помине. Даже на карте, — ответил вместо хозяина квартиры Нетесов.

— О гонце от Антипа, соседе Ермолая, и о самом Антипе тоже потом не справлялись, — утвердительным тоном сказал Зимин.

— Тоже… — Пихтовский почетный гражданин кивнул. — Чего там справляться-то? Тут все написано — ни убавить, ни прибавить.

Зимин не стал спорить насчет прибавить-убавить, важно, что хоть, похоже, без вранья написано. Задал еще вопрос:

— Значит, не будь этой случайной встречи с охотником, влетели бы в кедровник прямо под пулеметные пули колчаковцев?

— Так. А чего уж тут рассуждать. — Снисходительная улыбка скользнула по губам Мусатова. — В частях особого назначения служить было — самая настоящая война. А на войне, будет тебе известно, случайности на всяком шагу. Ты лучше дальше читай.

Зимин после глубокомысленной сентенции престарелого ветерана о превратностях войны обменялся взглядом с Нетесовым и продолжил чтение.

«…Не остыл еще Егорка Мусатов от схватки с противником в кедровнике под Нижней Шубиной, как подоспело новое задание. Точнее говоря, это было даже не задание — просьба.

В тот далекий год леса вокруг Пихтовского кишмя кишели недобитыми колчаковцами. И среди них особенно выделялась офицерская организация Федора Кузьминых. Организация была глубоко законспирирована, строилась по принципу „пятерок“, все офицеры имели вымышленные имена. Сам Кузьминых значился в списках как „корнет Караваев“, а руководитель разведывательно-террористического отряда этой организации поручик Нечаев именовал себя „есаулом Сибирским“. Впоследствии выяснилось, что большинству членов отряда „есаула“ прикрытием служила трудовая артель по заготовке дров в Вереевском бору. Но это известно стало впоследствии, ближе к осени, а по весне отряд „есаула Сибирского“ наносил ощутимые частые удары по прилегающим к Пихтовому селам и, что нетерпимее всего, по жизненно важным коммуникациям — в первую очередь устраивал диверсии на железнодорожной магистрали.

Вскоре после одного из таких ударов, когда недобитые белые захватили на несколько часов находящуюся в нескольких десятках километрах от Пихтового крупную железнодорожную станцию Ишнорскую на Транссибирской магистрали и, учинив там грабежи и разбой, скрылись в леса, командиру Пихтовского чоновского отряда пришло письмо. Некий белый офицер Олаферьев делал предложение чоновцам выдать красным за большую сумму денег и штаб организации „корнета Караваева“, и верхушку разведывательно-террористического отряда „есаула Сибирского“. Если предложение Олаферьева принимается, то тридцать тысяч рублей золотом, треть всех денег, срочно должны быть доставлены в охотничью избушку, стоящую в лесу в десяти верстах от окраины Пихтового в направлении на деревню Светленькую.

Предложение принималось. Слишком дорого обходились действия контрреволюционной организации, особенно ее террористического отряда. И требуемая сумма в Пихтовом была — золото и серебро, взятые в бою возле Орефьевой заимки еще не отправили в губернский центр. Вот только кому доверить скрытно и под покровом ночи, как ставил в своих условиях бывший белый офицер Олаферьев, доставить драгоценности в лесную избушку, а в обмен забрать со стола записку с явками и подлинными именами некоторых белобандитов?