Клад адмирала - [23]
— К чему вы все это рассказываете мне? — мрачно спросил старший лейтенант.
— Вам? Нет. Больше — себе. Думаю, что придется мне, кадровому офицеру, делать за кусок хлеба, когда нас вышибут за границу.
— Мы выиграем, — тихо, с упрямством в голосе сказал Взоров. — Пусть отступим даже до Красноярска, но выиграем.
— Оставьте. Некому выигрывать. Сахаров сдал Омск. Назначат другого командующего, тоже будет сдавать. Пока есть что. Красные теперь лавина. А от лавины можно лишь увернуться. И то не всем. Кому повезет.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что мы дрались и разбиты. Je est temps de penser a soi — même[11].
— Comment donc?[12]
— Fuir[13].
— Desérter?[14] — Взоров резко вскинул голову.
— Считайте это нежеланием под занавес сделаться фаршем в этой мясорубке — называйте так. Je parle — il faut partir[15].
— За границу, разумеется?
— Да. Но не с пустыми руками.
— А у вас капитал?
— Капитал в пятом и третьем вагонах, — не сразу, пристально глядя на собеседника, ответил Ковшаров.
— Что, что? — Старший лейтенант уперся ладонями в край столика. Отставленный, чуть дрожащий мизинец правой руки касался корешка Евангелия. — Да это же измена!
Взоров огляделся, ища, кто бы мог его поддержать и подтвердить правоту. Кажется, он тут лишь обнаружил, что в рабочем купе они вдвоем: понял, это отнюдь неспроста.
— Термины не имеют значения, — сказал Ковшаров. — Я говорю — fuir[16]. И предлагаю вам присоединиться.
— Мне?!
— Вам.
— Да вы в рассудке? Немедленно прикажу вас арестовать.
Взоров порывисто встал, намереваясь идти к двери, ведущей в ту часть вагона, где размещалось около полувзвода солдат.
— Сядьте! — тихо, повелевающим тоном сказал полковник. — Никому вы ничего не прикажете.
— Прикажу. И сделаю это немедленно.
— Сядьте, — повторил полковник. — Или я застрелю вас. — В руках у него появился наган. Сквозь доносившийся перестук колес явственно послышался щелчок курка.
— Вы… Вы не посмеете. — Голос у старшего лейтенанта при виде нацеленного на него оружия дрогнул. — Вас за это…
— Наградят, — перебивая, закончил фразу Ковшаров. — Да, да. Предложение могло исходить от вас, а ответ на него — выстрел. Все объяснения. Поверят, не сомневайтесь. Все-таки я — начальник спецкоманды.
— Vous etes un homme terribe, votre noblesse[17]. — Взоров подчинился приказу, сел.
— Hne faut pas faire un diable de moi[18]. — Ковшаров не убрал револьвер, лишь опустил дулом вниз. — Je suis si maleureux comme vous[19]. В отличие от вас, разве в меньшей мере эгоист.
— То есть?
— У вас матушка с недавних пор в Марселе?
— Откуда вам известно?
— Знаю… Почти без денег, без привычных привилегий, полагающихся потомственной дворянке. Это в сорок шесть лет. Вы — единственная надежда. Есть разница для нее: явится ли сын после борьбы за великие идеалы свободы нищим или же со звонким наличием?
Старший лейтенант молчал. Ответа от него и не ждали.
— Поверьте, господин Взоров, — продолжал полковник, — я пять лет воюю. Такого сокрушительного поражения не было на моей памяти. Армия совершенно развалилась. Месяц от силы — и все будет кончено. Собственно, уже кончено. Нас несет, как снег за окном.
Возникла пауза. Первым нарушил молчание Взоров:
— Предположим, вы правы, все кончено. Где ручательство, что позднее, в более подходящем месте я не получу пулю в лоб?
— Торгуетесь или принимаете предложение?
— Принимаю.
— А где гарантии?
— Слово дворянина.
— Рад, что нашли общий язык. Но учтите, впредь никаких колебаний. А мое ручательство — мне без вас просто не обойтись. Мы еще, надеюсь, долго будем нужны друг другу. Как знать, может, и через десять лет.
— Что я должен делать?
— Через три четверти часа, — Ковшаров опять взглянул на часы, — будем в Пихтовой. Вы с поручиком Хмелевским подойдете к пятому вагону. Подкатят подводы. Перегрузите на них из вагона ящики. Солдаты, разумеется, перегрузят. Поручик знает, какие брать. Увезете в одно местечко. Потом вернетесь к эшелону. Все займет три часа.
— Да, но в Пихтовой стоянка по графику четверть часа…
— Эшелон не сможет тронуться. В нескольких верстах от Пихтовой пути будут разобраны. Не меньше четырех часов уйдет на ремонт. Я отсутствовать не могу — слишком заметно. Есть вопросы?
— Васильев тоже ваш человек?
— Нет. Он ни в коем случае не должен ни о чем догадываться. Это моя забота.
— Кто подъедет?
— Надежные люди. Пихтовский лавочник, маслодел и арендатор земель Кабинета его величества с сыном. Сын в пятнадцатом — шестнадцатом служил у меня вестовым.
— А солдаты охраны?
— Они будут убеждены, что сгружают патроны для нужд местного гарнизона.
— На виду у всех?
— Тайное надежнее делать явно. Впрочем, не так и на виду. Посмотрим. — Полковник, наконец, спрятал наган, неторопливо закурил сигарету.
— А что произойдет после возвращения к эшелону? — спросил Взоров.
— Если удастся все, как задумано…
Полковник не договорил. В дверях, соединяющих рабочее купе с солдатской половиной вагона, появился коренастый немолодой унтер-офицер в гимнастерке из английского сукна и в погонах с броской бело-сине-красной окантовкой.
