Когда он пришел в себя, то понял, что находится в пространстве, наполненном мягким пульсирующим светом. Он попытался разглядеть свои руки или ноги — и не увидел ни рук, ни ног. Он попытался встать, или повернуться, или сделать какое-нибудь резкое движение — и не сумел. Тогда он попробовал закричать. И не услышал своего голоса. Ошеломленный, он пребывал в невесомости, окруженный светом, — один лишь разум, лишенный тела. Свет, свет, свет вокруг, и ничего, кроме света.
Внезапно он осознал, что пространство, окружающее его, заполнилось веселенькими кувыркающимися узорами, как в детском калейдоскопе. И почти сразу же вслед за этим он услышал голос.
«Здравствуй, новичок. Добро пожаловать», — сказал голос, лишенный каких бы то ни было интонаций.
«Где я?» — Расмус попытался сказать это как обычно, но забыл, что у него нет больше ни рта, ни языка, ни голосовых связок; тем не менее, его услышали.
«Ты внутри», — ответил голос.
«Внутри юпита?» — спросил Расмус мысленно, чувствуя, как его сознание холодеет.
«Можешь называть это так», — равнодушно позволил голос.
«А кто ты? — поинтересовался Расмус, холодея сознанием все больше и больше. — Ты… юпит? Да?»
«Нет, — без всякого выражения ответил голос. — Я такой же китобой, как и ты. Но я с планеты, которая вращается вокруг… Сириуса, так вы это называете. Когда-то я тоже охотился на это животное, и, так же, как и ты, оказался в нем».
«И что дальше?» — смятенно спросил Расмус.
«Что дальше? А ничего. Ты будешь с нами. Нас много тут — бывший китобой с Альдебарана… бывший китобой с Веги… с Поллукса, с Проциона, с Капеллы… Ты еще услышишь их. Пока что они помалкивают. Каждый из них попал сюда в свое время, кто очень давно, кто не очень давно… Но все они здесь».
«И долго ли я… долго ли мы будем здесь?» — спросил Расмус, с ужасом предугадывая ответ.
«Долго ли? Мы будем здесь всегда. Все мы — пленники. А эта тварь — наша пожизненная тюрьма… Такова кара. Ну, не унывай, новичок. Со временем привыкнешь. Добро пожаловать!»
И тогда Расмус закричал — без рта, без языка, без голосовых связок, но закричал. Громко, страшно, по-звериному. Но это абсолютно ничем не могло ему помочь.
