Китеж уходит под воду (Исповедь мертвецов) - [26]

Вот он совсем маленький, спасается у мамы на коленях от преследовавших его старших мальчишек. Они сидят на веранде огромного дома, вмещающего всю большую семью отца, его жен, наложниц, детей. С веранды видно море. Вокруг дома ухоженный, безмерно любимый им парк, в котором знакомо каждое деревце, самый малый кустик, где масса тайн и неведомых врагам убежищ.

Открывается дверь и на веранду выходит самый дорогой человек в мире, самый сильный, самый смелый, умный и благородный - его отец. Благообразный, с густой, чуть прореженной сединой бородой, положенной правоверному мусульманину, в белоснежных, так красиво ниспадающих потоками складок, одеждах, чалме. Благоухающий прекрасными запахами, словно цветы в саду. Мудрый и знающий отец, своими руками создавший этот мирок, заложивший основу благосостояния семьи. Без образования, без денег сумевший в чужой стране создать процветающую строительную компанию с самым современным, первоклассным западным оборудованием.

Конкуренты скаредничали, набирали ленивых, грязных, неквалифицированных рабочих их отсталых стран Северной Африки. Платили, естественно, гроши, но и работа шла по восточному неторопливо, качество то же оказывалось соответствующим среднему местному уровню, характеризуемому одним словом "Сойдет!".

В фирме отца, наоборот, работали немногочисленные профессионалы, хорошо оплачиваемые, старательные, спорые, вооруженные лучшей из возможной техникой. Отец, хоть и слыл правоверным мусульманином, но любил Запад за его деловитость, преклонялся перед техникой. Обожал летать и даже купил собственный самолет. Доверил жизнь пилоту-американцу, неверному. Дружил даже, доверял, а зря. Проклятый иноземец убил отца. Разбил вместе с белоснежным изящным, словно полированная игрушка, аэропланом. Разве сможет он забыть бесценную кровь на белом крыле?

Впрочем, кто знает, чью тогда видел кровь. Пилот ведь погиб вместе с пассажиром. Комиссия единогласно пришла к мнению о неисправности двигателя, но он теперь уже никому не верил. Считал, что неверные, руками американца самоубийцы, отомстили отцу за благочестие, за крепкую веру, милосердие. За то, что именно его фирме доставались наиболее важные, выгодные заказы.

Отец всегда был ласков к нему, баловал подарками, играл в редкие свободные минуты, качал на коленях, а подрос, сажал по правую руку. Направил на учебу, настоял, дал хорошее образование, выучил на инжинера-строителя, продолжателя своего дела. За то и нелюбим стал сынок бывшей наложницы многочисленными братьями и их матерями. законными женами отца. Мать, смуглая, стройная красавица, украшенная бесчисленными, нежно перезванивающими при движении рук, браслетами, происходила из совсем бедной, незнатной семьи, проживавшей на северо-западе Африки. В дом отца действительно попала наложницей, почти рабыней. Но полюбила хозяина, приникла к нему душей и телом. Отец оценил искреннюю любовь, выделил, приблизил. Сделал законной женой.

Братья исподтишка, боясь отцовского гнева, постоянно обижали и унижали его. Возможно завидывали, ведь рос он красивым, стройным, высоким, разве чуть более смуглым. чем отец. Шипели вслед злобно, - "Презренный раб, сын наложницы!". Не давали свои игрушки, не приглашали в общие игры. Впрочем игрушек ему хватало, а играть всегда интереснее с мамой или отцом.

Так сформировался характер, не угрюмый, но замкнутый, не открытый к общению, но скрытный. Потому видно в школе его тоже сторонились... так и прошло детство одинокое, словно у льва одиночки. Именно в школе он впервые всерьез обратился к Богу, видя только в нем опору и надежду.

Стоит ли удивляться? Всякий парий, любой изгой стремится найти в религии убежище от повседневных мук, успокоение и надежду. Пока другие сверстники проводили время в развлечениях, на кортах, в конюшнях, он сидел за Кораном, зачитывался священной Книгой. Не только складывал слова в строки, но продумывал изученное, пропускал каждую суру не только через мозг, но и сердце. И откликнулась Книга, открыла ему сокровенное, нашел в ней ответы на мучавшие по ночам вопросы.

Мальчишки донимали, вопили, - "Мулла! Мулла! Вон идет маленький мулла!". Презирали за излишнюю, по их мнению, напускную, неискреннюю религиозность. Он считал это за честь, не обижался на неразумных, но ненавидил насмешников.

Пришла пора и отец, благословив, отправил сына учится в далекий город Париж.

Он вошел в мир неверных с душей полной боли и сомнений. Только горячая любовь и безмерное уважение к отцу удержали от сильного побуждения бросить все и вернуться под отчий кров. В аэропорту пересадки, уже не арабском, но еще и не западном, вознамерился сесть на обратный самолет, предвкушая сладкий момент встречи с мамой, как уткнется, словно несмышленый малыш, в колени отца вымаливая прощение. Только усилием воли не позволил себе подобного отступления от предписанного.

- О, сколь отвратно оказалось , - Вспоминал Строитель, открывшееся зрелище вертепа разврата, безнравственных одежд, обнаженных женских лиц. плеч и ног, безбородых мужских лиц. Забыв скромность и предписанное Шариатом поведение, многие из тех смиренных и достойных женщин, что летели вместе со мной, уже в салоне самолета посмели открыть лица, измазать губы кровавой помадой, а во время пересадки сменили наши традиционные одежды на маленькие, все открывающие, платья. Боже, покарай их!