Китайские миллионы - [17]

— К ним… и я принадлежу, — закончила свой рассказ Иза и грустно вздохнула.

Вздох этот совсем не гармонировал с широкой улыбкой Будимирского, прислушивавшегося не к ее рассказу, а к песне, откуда-то доносившейся по волнам.

По направлению от Макао показался большой сампан, освещенный ярким огнем и фонарями. Крик, шум и бряцание струнных инструментов доносилось очень отчетливо, но вот все смолкло, и опять чей-то голос, не то мужской, не то женский — не разобрать — запел:

Alls man talk ce; ne cum valice

Bime — by rine come very dark

Have gost water very wide,

Moskee-my-must go top-side!

— Top-side! Hola! Top-sid! Hola!

После первого куплета можно уже было разобрать, что двусмысленную песенку поет женщина, и глаза Будимирского загорелись.

Man! man! One girl-ce talk-ce he,

What tor you go top-side, look-see?

And one time more he plenty cry,

But all time walk-ce planty high.

— Top-side! Hola! Top-sid! Hola!4

Неистовый хохот прервал певицу, которой язык, знаменитый «печин-инглиш», выдавал и профессию и национальность. Стих несколько смех, и женщина в заключение спела:

You go muchee laugh-ce what for me.

I tiuk gou no savy what tiu ce

Suppose you no belong clever inside

More better you go walk-ce top-side5.

Новый взрыв хохота не дал ей кончить припева. Сампан с веселой компанией пронесся мимо, оставив за собою длинный огненный хвост из пылающей ворсы с керосином.

Катер приближался уже к Макао. Из-за массивного облака выплывала яркая луна, при свете которой Макао представлял необычайно живописное, если не величественное, зрелище. Дома идут по отлогому склону амфитеатром; над ними возвышаются многочисленные церкви и колокольни, а по берегу тянутся ряды палаццо, пожалуй, не имеющих себе равных в Европе. Прайя, защищенная с обоих концов старыми крепостными валами, тянется вдоль берега моря на полторы версты и застроена правительственными учреждениями, ратушей и др. общественными зданиями. В рамке яркой зелени днем город этот кажется сонным, и упадок его несомненен, но ночью, весь точно иллюминованный и залитый светом луны, Макао производил сказочное впечатление.

La Cidade do Santo Nome de Deus en China, — «Город Святого имени Господня в Китае», — таково португальское название этого города, но… судя по образу жизни его обитателей, можно подумать скорее, что они чтут китайское божество Ама, изображение которого некогда украшало площадь города. Из этого имени в соединении с китайским словом Као — гавань — составилось Ама-Као, сократившимся после в Макао.

А между тем это жалкое гнездо, последний остаток былого мирового владычества португальцев, подивиться, что дало приют одному из величайших борцов во имя Господне, ревностнейшему миссионеру в Азии, святому Франсуа Ксаверу, здесь и умершему, и знаменитому поэту Камоэнсу, творцу «Луизиады», прожившему здесь несколько лет. Возле грота, где он любил предаваться поэтическим грезам, португальцы выстроили ему скромный памятник. Что сказал бы он, живший в период могущества своей родины, теперь о Макао, в котором тогда дремал зародыш господства над Китаем! Что сказал бы он, глядя на теперешних «португальцев» Макао с их темным цветом кожи, узкими и косо поставленными глазами! В самом деле, ни одна из европейских народностей не отличается такой способностью в ассимиляции, иначе говоря, такой восприимчивостью к обаянию женской половины темнокожей человеческой расы, ни одна не выказывает так мало расовой гордости кавказского племени, как португальская.

— Но чем же живут, черт побери, твои соотечественники здесь, раз торговля вся перешла к англичанам в Гон-Конг? — перебил Будимирский рассказ Изы, прерванный было промелькнувшим сампаном с пьяной английской компанией.

— Если в Макао и сохранилась еще кое-какая торговля, — она вся в руках китайцев, — их здесь свыше 60000 человек против 5000 португальцев-метисов, из которых чуть не половина здесь чиновники… Долгое время они богатели еще, продавая китайских кули в рабство в Перу, Калифорнию и Мексику, но китайское правительство сумело прекратить эту торговлю. Потеряв этот прибыльный источник наживы, они в компании с китайскими купцами-друзьями стали устраивать лотереи… Дело это, благодаря необычайной склонности китайцев к азарту, также было выгодное, и португальцы, как прежде торговлей рабами, шутя составляли себе огромные состояния, а администрация колонии ежегодно получала миллионы от налогов, которыми были обложены лотереи. Однако и этот источник доходов иссяк, когда китайское правительство отменило запрещение устраивать лотереи внутри страны и теперь, вместо миллионов, лотереи дают администрации едва 100 тысяч рублей в год. Тогда добрые обитатели Макао, этого гнезда пороков, занялись контрабандным ввозом опиума, и китайцы долго не могли бороться с этим злом, пока не учредили таможни на острове Луппа. С тех пор португальцам осталось лишь одно дело — держать в самом Макао, где до них не может добраться рука китайской администрации, опийные дома и игорные для азартных игр. Они все-таки дают правительству колонии в 31 кв. версту до миллиона годового дохода.

Словом, в то время, как купцы других европейских наций стараются идти навстречу коммерческим потребностям китайцев, — португальцы бьют на их пороки и страсти.