Китайские мемуары. 1921—1927 - [126]

Наибольшего размаха революционное движение достигло в 1926 г. во время Северного похода. Но оно уже не ограничивалось антиимпериалистической борьбой. Одновременно с борьбой за национальное освобождение развернулась социальная борьба. Проходя по деревням и городам, мы убедились в том, что вопросы социального освобождения всколыхнули народные массы. В 1919—1925 гг. движение охватывало главным образом крупные города, в уличных демонстрациях заметно выделялись студенты. Теперь движением были охвачены и тысячи городков, десятки тысяч деревень, площади были заполнены рабочими, крестьянами. Классовые бои в провинциях, освобожденных Национально-революционной армией, подорвали то единство коммунистической партии и гоминьдана, которое существовало на первом суньятсенов-ском этапе национально-революционного движения. С расширением стачечного движения, с ростом крестьянских союзов, потребовавших сперва снижения арендной платы, а потом передела земли, корабль единого национально-революционного антиимпериалистического фронта стал накреняться то в одну, то в другую сторону, скрипеть, а затем трещать. Буржуазия и крупные земельные собственники отходили от революции. По мере ее углубления происходила перегруппировка классовых сил — вступал в действие закон любой буржуазно-демократической революции.

Мы наблюдали эту перегруппировку сил своими глазами во время перехода из Кантона в Ханькоу и, естественно, много между собой говорили по этому вопросу. В общем все — и Бородин, и Войтинский, и Рафес — отстаивали необходимость сохранения блока коммунистической партии с гоминьданом. На тех же позициях стояло руководство Коммунистической партии Китая. Однако Сунь Ятсена теперь не было уже в живых. В последний год своей жизни он хотел, чтобы гоминьдан, созданная им партия, стала руководящей силой в правительстве, в армии, но после его смерти по мере расширения и обострения классовой борьбы произошла консолидация правых сил — буржуазии и крупных землевладельцев, огромное влияние в гоминьдане приобрели генералы, боровшиеся между собой за главенство.

Как же можно было в этих условиях сохранить единство коммунистической партии и гоминьдана? Предлагались два пути достижения этой цели: поддерживать левое крыло гоминьдана, которое было сильно только в пропагандистском аппарате этой партии; сдерживать стачечную борьбу, а также умерять пыл крестьянских союзов. Последнее, как предполагалось, должно было успокоить правые элементы в гоминьдане. В целом эта тактика была сформулирована как «самоограничение пролетариата и крестьянства» во имя сохранения единого фронта с правым гоминьданом. В более широком плане «самоограничение пролетариата и крестьянства» означало сокращение или даже прекращение стачечной борьбы и захватов земли у крупных землевладельцев, с тем чтобы «не отпугнуть буржуазию и помещиков от революции».

Однако массы пришли в движение, и удержать рабочих от стачечной борьбы, а крестьян от борьбы за сокращение арендной платы и за передел земли уже было невозможно. Невозможно было и удержать буржуазию и крупных землевладельцев и тем самым и правых гоминьдановцев от перехода в лагерь контрреволюции.

Начался кризис революции. К началу 1927 г. перегруппировка классовых сил зашла настолько далеко, что раскол единого национально-революционного фронта становился неизбежным. Силы правых гоминь-дановцев, опиравшихся на крупную и среднюю буржуазию, крупных землевладельцев и генералитет го-миньдаиовской армии, настолько окрепли, что теперь стал актуальным вопрос не о выходе или невыходе коммунистов из гоминьдана, а об их изгнании из этой партии, о переходе коммунистической партии на нелегальное положение и вооруженном сопротивлении новой контрреволюции. Ведь уже в марте 1926 г. началось удаление коммунистов с руководящих постов в гоминьдане, а коммунистической партии было предъявлено требование представить списки своих членов, состоящих в гоминьдане. Начавшийся Северный поход на время снял этот вопрос с повестки дня. Теперь в обстановке военных успехов, подъема движения народных масс и обострения классовых противоречий он снова стал актуальным.

Спустя некоторое время после приезда в Ханькоу мы узнали, что произошло в Кантоне за время нашего путешествия.

После начала Северного похода и отъезда Чан Кайши на фронт военная охрана Кантона была поручена командиру 4-го корпуса Ли Цзишэню. Совершенно очевидно, что, покидая Кантон, Чан Кайши оставлял здесь «своего» человека.

Биография Ли Цзишэня заслуживает того, чтобы рассказать ее здесь. Как известно, физическим убийцей Ляо Чжуикая в августе 1925 г. был командир 1-й дивизии кантонских войск генерал Лян Хункай. Ли Цзишэнь был у него начальником штаба. После убийства Ляо Чжункая его убийца хотя и не был казнен, но все же смещен с поста и заключен в тюрьму. Начальник штаба дивизии стал ее командиром. Ему было поручено произвести «национальную революцию» в Гуанси. Сам богатый землевладелец, тесно связанный с другими крупными земельными собственниками этой провинции, Ли Цзишэнь, прибыв в Гуанси со своей дивизией, образовал блок с генералами, находившимися в оппозиции к гуансийскому дубаню (военному губернатору), сверг его и посадил на это место другого, «дружественного» генерала. Так свершилась