Китайская доогнестрельная артилерия - [5]

К иному выводу пришли Ж. Рейно и И. Фавэ, по распоряжению Наполеона III участвовавшие в 40–70-х годах прошлого века в создании многотомного труда по истории артиллерии. Положив в основу труда только арабо- и персоязычные источники, они установили, что Китай ранее других стран располагал знаниями о селитре и именно там впервые появился порох в его классическом составе. Однако, по мнению этих авторов, первыми метательные свойства пороха открыли арабы, заимствовавшие его у китайцев; изобретение же в XIII в. огнестрельного оружия Рейно и Фавэ считали заслугой обитателей стран Южной Европы, отстаивая, таким образом, версию, уже отвергнутую Л. Лакабаном [298, т. 3, с. 68; 378, с. 199, 213 и сл.].[10]

В свою очередь, немецкие историки пороха, не отрицая фактов раннего создания китайцами порохообразных составов, заявляли, что эти составы не нашли практического применения и лишь в XIV в., с появлением в Китае европейцев, китайцы узнали настоящий порох и обрели огнестрельное оружие, разумеется европейского образца. Отрицая возможность распространения пороха в Европе из восточных стран, немецкие историки приписывали его открытие своим соотечественникам (монаху Шварцу или крупнейшему алхимику средневековой Европы Альберту Больштедту), а создание огнестрельного оружия — городам прирейнской области [375; 379].[11]

Английский оружиевед Г. Хайм выступил в защиту британского первенства в открытии пороха, относя его к числу заслуг Роджера Бэкона, и, пожалуй, в наиболее категоричной для западноевропейских ученых форме отрицал всякие заслуги китайцев в создании пороха и огнестрельного оружия [331, с. 135–140; 332, с. 86 и сл.]. Взгляды Г. Хайма, отвергавшего даже саму возможность появления пороха в Китае, поскольку там якобы не знали никогда селитры, разделяли Г. Сартон [380] и ряд других историков науки, на некоторое время они становятся общепринятыми в Англии и в Соединенных Штатах Америки.[12]

Тезис о вкладе Китая в создание и боевое применение пороха с трудом пробивал себе дорогу в научной литературе. Включившиеся в борьбу мнений китаеведы сообщили по этому вопросу новые, более обширные данные, но, к сожалению, их работы не всегда удовлетворяли с точки зрения разработки источников и не свободны от предвзятых мнений. Такой, например, оказалась статья В. Майерса, вышедшая в 1870 г. [349]. Опираясь главным образом на китайский военный трактат XVII в. «У бэй чжи» («Описание [мер] по военной подготовке»), В. Майерс пришел к выводу о том, что порох на территории Китая появился в середине XII в., а ракеты и огнестрельные ружья были заимствованы китайцами у вьетов в начале XV в. Знание же метательной силы пороха и огнестрельные пушки, по его мнению, то, что пришло в Китай с Запада. Небольшие заметки по истории порохового оружия, опубликованные затем Э. Паркером [362–364], большей частью касались фактов, выводы же, чисто умозрительные, не подкреплялись необходимым материалом. В 1902 г. с интересной статьей, базирующейся не только на китайских материалах, выступил Г. Шлегель, однако и он не избежал серьезных ошибок в толковании некоторых фактов истории китайской метательной и пороховой артиллерии [383, с. 1–13].

Вряд ли необходимо более подробно рассматривать положения, высказанные в ходе этой длительной полемики: они уже освещались в научной литературе и у нас, и за рубежом [147, с. 132–204; 252; 253, с. 279–297; 259, с. 70–74; 367, с. 237–297]. Позитивное значение дискуссии состоит в установлении ряда несомненных фактов существования в Китае и странах арабского Востока в довольно ранний период пороха и порохового оружия, в привлечении к исследованию некоторых новых и ценных источников. Но, внимательно знакомясь с перечисленными выше работами, нельзя не заметить и негативную сторону, свойственную их большинству: она заключается не столько в том, что авторами этих работ научная добросовестность и объективность нередко принесены в жертву политическим взглядам, сколько в отсутствии непредвзятого и квалифицированного историко-филологического анализа самих текстов первоисточников. Как показала дискуссия, проблема истории пороха и огнестрельного оружия может быть с достаточной достоверностью решена только на базе тщательного изучения разнообразных китайских исторических документов и всего комплекса вопросов истории порохового оружия в Китае и за его пределами.

Последние десятилетия, ставшие еще одним этапом в изучении этой проблемы, можно назвать временем признания большинством исследователей важного вклада Китая в историю пороха и огнестрельного оружия. Теперь западные авторы занимаются вопросами более точной датировки появления пороха в Китае, детальным изучением условий и обстоятельств его применения, воссозданием облика раннего китайского порохового оружия.

В 1944 г. Г. Сартон в осторожных выражениях поставил вопрос о подлинности китайского железного орудийного ствола 1378 г. [381, с. 177]. Обстоятельный положительный ответ был немедленно дан известным американским китаеведом Л. Гудричем [320, с. 211]. В 1946 г. Л. Гудрич и Фэн Цзя-шэн публикуют статью о раннем китайском порохе и огнестрельном оружии [321]. Стремясь защитить приоритет Китая в этой области, авторы не всегда объективны в оценке исторических фактов, однако статья их добавила многое к нашим знаниям о китайской доогнестрельной артиллерийской технике. Вышедшая в 1947 г. статья Ван Лина [399] более сдержанна в характеристике китайского вклада в историю пороха и пороховых средств борьбы, но не менее интересна, несмотря на наличие небольших фактических ошибок. Работа Т. Дэвиса и Д. Вэра по истории ранней китайской пиротехники [304], подобно статье В. Майерса основанная на сведениях из трактата «У бэй чжи», значительно конкретизировала материал в связи с данными других источников. Еще одну интересную заметку о пороховом оружии китайцев публикует затем Л. Гудрич [322]. В 1952 г. выходит статья Я. Прушека о раннем применении пороха в Китае [373]. Однако анализ, которому автор подверг некоторые сведения китайских источников, не идет дальше рассмотрения ряда терминов и осуществлен без должного взгляда на историю вопроса о порохе и пороховом оружии в Китае. Поэтому некоторые выводы Я. Прушека вызывают серьезные возражения.