Китайская цивилизация - [82]

Княжеская резиденция изображается нам, особенно в лирических стихотворениях, как огромное и богатое жилище. «Наследие предков – мой дворец имеет пять тысяч футов, – окна выходят на юг, на запад! – Там я живу, там я остаюсь, – там устраиваю празднества и там держу совет!» И поэт славит совершенно ровный, окруженный очень высокими колоннами двор аудиенций, обширные и глубокие или же очень светлые и озаренные солнцем залы, крыши с мягкими линиями и в особенности стены, которые, в отличие от соломенной хижины, ни птицы, ни крысы не смогут продырявить. Утверждают, что с 606 г. существовали княжеские дворцы со стенами, которые были украшены картинами Когда же вопреки смыслу превратили в исторические факты легенды из цикла Чжоусиня, этому заблудшему царю приписали феерический дворец с украшенными слоновой костью залами и декорированными нефритом дверями. Представления о подобной роскоши восходят самое позднее к эпохе Сражающихся царств. В то время несколько крупных властителей увлеклись таким великолепием. В 541 г. все упрекали князя Лу за то, что он покинул скромное жилище пращуров и приказал выстроить дворец во вкусе дворцов Чу. В этом поступке увидели истинный акт отвержения отечества, настоящее предательство, искупить которое можно было только нечестивой смертью: «Если князь не умрет в Чу, он определенно помрет в этом дворце». Существует вероятность, что метод строительства не везде был одинаков. Похоже, однако, что по всей стране княжеские резиденции были чаще всего скромными, они быстро возводились и легко разрушались. К примеру, в 501 г. высокопоставленная особа приказала построить для своего сына, рядом со своим дворцом, глинобитную мазанку. Для того чтобы дать пройти похоронному шествию, без колебаний сносили целые строения. Старое обрядовое правило, объясняемое возникновением семьи, требовало, чтобы сыновья не жили в одном доме со своим отцом: отцы и дети (чередующимися поколениями) строились направо и налево от жилища, считавшегося возведенным основателем их рода. То же самое требование распространялось на часовни в Храме предков, посвященные самым недавним предкам. Все эти хрупкие, окруженные низкими заборами и отделенные узкими улочками домишки жались к башне. Во времена мятежей и кровной мести, как, к примеру, в Цзинь в 549 г., нам показывают нападающих перепрыгивающими через низкие заборы. А как только они забираются на ворота, они получают возможность осыпать стрелами комнату князя; одна укрепленная башня служит укрытием для защитников. В 538 г. в Ци, при князе, славящемся своей роскошью, главный министр жил в квартале простолюдинов, рядом с рынком. Он жил в «низком, тесном, пыльном доме». Князь один обладал «хорошо освещенными, сухими и расположенными высоко землями». Возведенная на вершине холма и окруженная башнями княжеская резиденция выглядела укрепленной деревней, господствующей над находящимися внизу рыночными кварталами.

Местечко князя, разрастаясь, начинало походить на город. Стены городов опоясывают, наряду с замком государя, резиденции крупных вассальных фамилий. Последние также обладали своими башнями, окруженными стеной с парапетами. Даже в крупных государствах города первоначально были всего лишь скоплением жмущихся вместе строений. Поэтому первой мыслью зарождавшегося урбанизма была забота о предотвращении пожара. В Сун, после того как он наполовину выгорел, было решено в 563 г. обязать владельцев крупных жилищ укрепить их стены, а также снести все мелкие строения. Речь шла о том, чтобы дать городу больше воздуха, поскольку княжеские и личные склады, архивные помещения, арсеналы, конюшни, храмы, гаремы теснились в полном беспорядке. С вершины своей башни каждый мог видеть жену соперника, завязать с ней интрижку или же устроить заговор для похищения ее прекрасных волос. Объясняемый как пережиток домашнего коммунизма, подобный промискуитет мог продолжаться лишь до тех пор, пока жители города считали себя единой семьей. В 634 г. жители Янфаня, не примирившись с господством князя, которого не считали своим сородичем, предпочли все вместе покинуть город. Однако заслуживающий так называться город возникает из смешения, из договора («мэн»), которым клянутся, принося в жертву красного быка, главы нескольких крупных семей («син») и князь, вассалами которого они становятся. Князь и его потомки должны нести обязанность председательствования на церемониях жертвоприношения города. Вожди семейств, со своей стороны, предоставляют жертвы и должны в ответ нести наследственные обязанности. С того момента город начинает отличаться от местечка. Он поделен на кварталы, во главе которых стоят вожди, в свою очередь подчиненные вождю левого округа либо вождю правого округа. Последние также являются командующими левых или правых легионов. Известно, что центральным легионом командовал князь. Администрация города зависит от армейской организации. Город тяготеет к повторению лагерного порядка, который, в свою очередь, смешивается с обустройством полей. Они обрабатываются по квадратам. Квадратный город разделен прямолинейными улицами, выходящими к ориентированным по странам света городским воротам. Это города сравнительно нового типа. Их принялись сооружать после бегств или завоеваний. В противоположность селам они выглядят равнинными городами. Они сооружены на едва обустроенных для человеческого существования землях, и вода там часто выступает на поверхность. Должно быть, в своей совокупности они восходят к эпохе проведения первых крупных работ по освоению целины. Похоже, поднялись они на окраинных землях, отвоеванных у природы и варваров. В VII в. прогресс в освоении новых земель еще не сопровождался приростом населения, который был бы достаточен для заселения новых городов-крепостей, во множестве поднимавшихся для сдерживания натиска варваров. Подобные города-убежища были окружены двойными стенами. Ведь эти земледельческие и военные лагеря воздвигались для того, чтобы служить постоянным местом жительства для воинов и в случае необходимости укрытием для всех окрестных земледельцев. Собственно городская стена («го») окружала непосредственно город. Вторая опоясывала предместья, оставленные под сельскохозяйственные культуры земли, иначе говоря, страну («го») целиком. Но земледельческие культуры проникали и в город, должный быть самодостаточным в случае осады. На смену высоко расположенным, узким и тесным, выглядевшим беспорядочными городкам приходят просторные, наполненные воздухом города, где стало возможным строительство по веревочке домов прямоугольной архитектуры. Но так же как у подножия городка прижимались к его стенам предместья торговцев, на пересечениях дорог, выходящих из ворот выстроенного на равнине квадратного города, поднимаются предназначенные для военных и ремесленников пригороды. Земледельческий и военный город – вместе с тем центр торговли. При сооружении этих новых городов господствует дух особого рода. Когда, расчистив заросли, князь желает построить город, он объединяется с торговцем. За себя и за своих потомков они оба приносят клятву («мэн») на договоре о союзе («синь»). Торговцы никогда не будут бунтовать против государя, а вождь не станет ничего приобретать силой. «Если от продажи драгоценных предметов они получат прибыль», князь «не обратит на это внимания». С этого момента рядом с властью государя поднимается власть старшины торговцев. Ремесленники и негоцианты занимаются своим делом в силу наследственного права. Стоящий у них во главе старшина сохраняет свои обязанности от отца к сыну, но получает свое назначение от князя. Он обладает правом – и это его долг – принимать участие в посольствах, отправляемых князем к соседним дворам. Но в военное время ремесленники и торговцы не обязаны, в отличие от крестьян, браться за оружие под командованием князя, и приходится видеть, как, например, в Вэй в 501 г., что знать и ее вожди оказываются вынуждены вступать с ними в переговоры для привлечения к своим военным предприятиям. Живущие в пригородах члены корпораций, в отличие от остающихся в своих деревушках крестьян, не связаны полной солидарностью с проживающими в городе воинами.