Китай: версия 2.0. Разрушение легенды - [13]

Шрифт
Интервал

С китайскими «детьми восьмидесятых» общаться порой очень трудно, в особенности если речь идет о деловых вопросах, а не о выпить пива в приятной компании. Основной проблемой, разумеется, являются их тотальный эгоизм, переходящий в идиотизм, и мировоззрение, начинающееся и заканчивающееся огромной буквой «Я». Мне весьма забавным кажется вопрос о том, как эти ребята с большим-большим «Я» в небольшом мозгу будут воспитывать собственных детей. Благодаря «желательности» поздних браков (см. цитату выше) и переходу ее (желательности) в разряд реальности «поколение восьмидесятых» только-только приступило к этому интересному делу, а многие из них еще только примериваются или задумываются о том, как начать примериваться, — для этого возраста идеология, раньше в Китае неслыханная и невиданная. Посмотрим, какой «научный и цивилизованный образ жизни» наступит, когда уйдут старшие поколения со своими «устаревшими» конфуцианскими ценностями, которые, кстати, очень многим заменяли наличие общей культуры (в нашем понимании).

Учение до умопомрачения

Девяностые и двухтысячные особого оптимизма наблюдателю за китайской семьей (если он уважает те, традиционные семейные ценности) придать не могут. Единственное, в чем молодые китайские родители упорны до фанатизма (мы говорим по-прежнему о городских семьях), — так это непомерное принуждение ребенка к учебе. С младших классов ребенок занят этой самой учебой с утра и до позднего вечера, занимаясь в школе, дома, с репетиторами по математике, музыке, иностранным языкам, готовясь к бесконечным тестам и экзаменам, делая нескончаемые уроки, усердно зарабатывая себе сколиоз, близорукость и ожирение. Качество этого самого образования оставляет желать много лучшего, уровень учителей часто находится ниже плинтуса, и прилагаемые к учебе детьми и их родителями поистине титанические усилия отнюдь не формируют таких многосторонне развитых, культурных и образованных людей, как это можно было бы предположить, приняв во внимание количество учебных часов в день или неделю. Хотя это не имеет здесь особого значения, мы ведь не о проблемах образования разговариваем…

Сопротивление ребенка, иногда взбрыкивающего и пытающегося спонтанно бороться за счастливое детство (шансов увидеть которое при нынешнем алгоритме обучения в Китае у него почти нет), подавляется угрозами, физическим насилием, подкупом (игрушки-вкусняшки-деньги…), лестью, апелляцией к тому, что если он (ребенок) будет учиться хуже одноклассников, то произойдет неминуемая потеря «мяньцзы» («лица»)[8] — последний довод, кстати, по-прежнему отлично действует…

Такое впечатление, что нынешние китайские родители находятся в состоянии перманентной истерики, основной смысл которой состоит в том, что «давление жизни возрастает, конкуренция усиливается, нет хорошего образования — в жизни не устроиться, теперь не то что раньше…», требуя от своего отпрыска все новых и новых усилий в учебе. Если бы российских школьников принуждать учиться (не важно как — конфетами, ремнем, новым мобильным телефоном каждый месяц) хоть вполовину так же старательно, лет через десять все Нобелевские премии были бы наши, я полагаю.

Но, дорогой читатель, как говаривал Конфуций, «эр и» («на этом и все»). Во всем остальном, кроме учебы, китайские родители обычно предоставляют ребенку такую вседозволенность, возможность ощущать и открыто демонстрировать такое своеволие и пренебрежение к окружающим, что средняя российская семья с ее относительно либеральными порядками покажется на этом фоне зоной строгого режима. Какие там семейные обязанности, какое уважение к старшим и помощь ближнему, какая забота о родственниках и старание вести себя в обществе по-человечески? То, что позволяют себе нынче китайские дети по отношению к папе и маме, даже в восьмидесятые еще считалось неприличным, а уж раньше и вообще бы было воспринято как психическое расстройство у ребенка.

Если позволите, не буду приводить множество примеров. Однако регулярно наблюдаю, как китайский ребенок не просто капризничает, а фактически «посылает» маму или папу (только что средний палец не показывает), причем спокойно делает это и на публике; а те и пискнуть в ответ обычно не смеют. Кстати, что примечательно: в школе или ином детском коллективе китайские дети ведут себя еще относительно прилично, так что наблюдения за ними вас не поразят, но в семье…

Немного пообщавшись в китайских семьях с их малолетними отпрысками, невольно начинаешь ненавидеть всех детей, включая и своих. Временно, разумеется.

Мир потребления

Разумеется, данная ситуация во многих китайских семьях возникла не только ввиду уменьшения количества детей (как правило, до одной штуки) и посему умиленно-либерального отношения к ним со стороны старших. Ведь упоминавшийся выше «научный и цивилизованный образ жизни», старательно насаждаемый сверху, обозначает, конечно же, не столько «облегчение судьбы женщины от патриархальных традиций и домашних забот», сколько прежде всего постановку во главу угла культа потребления. Престижная работа, квартира, машина, мебель выдвигаются для городской семьи на первый план, постепенно, но быстро вытесняя рождение детей с первого на второй смысловой план. Для многих семей ребенок превращается из безусловной ценности высшей категории в необходимый атрибут «правильного» алгоритма современного существования: нужно, чтобы было, как у всех, — это престижно; но не больше одного — это нанесет ущерб процессу потребления; пусть будет нездоров и в семье ведет себя как агрессивный имбецил, но зато выигрывает конкурсы по музыке и экзамены по математике — у нас будет больше «мяньцзы», чем у соседей… Кем может сформироваться и вырасти ребенок, с детства ощущающий себя частью механизма потребления в большей степени, нежели субъектом человеческих отношений?


Еще от автора Виктор Васильевич Ульяненко
Шокирующие китайцы. Все, что вы не хотели о них знать. Руководство к пониманию

Чужие — 1500000000Легендарный Китай с его вековой мудростью, удивительными открытиями и непревзойденной культурой погиб навсегда. Так что же теперь находится на месте великой цивилизации и какие они — современные китайцы?Эта книга написана специалистом по Китаю с более чем двадцатилетним стажем. Из нее читатели узнают шокирующую правду о современных китайцах, их образе жизни и весьма странных привычках. Текст не оставит равнодушным никого: яркое, образное и очень живое повествование, наполненное прекрасным юмором и ошеломляющей правдой, читается на одном дыхании.


Рекомендуем почитать
Цивилизации

Фелипе Фернандес-Арместо — известный современный историк, преподаватель Университета Миннесоты, лауреат нескольких профессиональных премий и автор международных бестселлеров, среди которых особое место занимает фундаментальный труд «Цивилизации».Что такое цивилизация?Чем отличается «цивилизационный» подход к истории от «формационного»?И почему общества, не пытавшиеся изменить окружающий мир, а, напротив, подстраивавшиеся под его требования исключены официальной наукой из списка высокоразвитых цивилизаций?Кочевники африканских пустынь и островитяне Полинезии.Эскимосы и иннуиты Заполярья, индейцы Северной Америки и австралийские аборигены.Веками их считали в лучшем случае «благородными дикарями», а в худшем — полулюдьми, варварами, находящимися на самой низкой ступени развития.Но так ли это в реальности?Фелипе Фернандес-Арместо предлагает в своей потрясающей, вызвавшей множество споров и дискуссий книге совершенно новый и неожиданный взгляд на историю «низкоразвитых» обществ, стоящих, по его мнению, много выше обществ высокоразвитых.


Феноменология русской идеи и американской мечты. Россия между Дао и Логосом

В работе исследуются теоретические и практические аспекты русской идеи и американской мечты как двух разновидностей социального идеала и социальной мифологии. Книга может быть интересна философам, экономистам, политологам и «тренерам успеха». Кроме того, она может вызвать определенный резонанс среди широкого круга российских читателей, которые в тяжелой борьбе за существование не потеряли способности размышлять о смысле большой Истории.


Дворец в истории русской культуры

Дворец рассматривается как топос культурного пространства, место локализации политической власти и в этом качестве – как художественная репрезентация сущности политического в культуре. Предложена историческая типология дворцов, в основу которой положен тип легитимации власти, составляющий область непосредственного смыслового контекста художественных форм. Это первый опыт исследования феномена дворца в его историко-культурной целостности. Книга адресована в первую очередь специалистам – культурологам, искусствоведам, историкам архитектуры, студентам художественных вузов, музейным работникам, поскольку предполагает, что читатель знаком с проблемой исторической типологии культуры, с основными этапами истории архитектуры, основными стилистическими характеристиками памятников, с формами научной рефлексии по их поводу.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Поэзия Хильдегарды Бингенской (1098-1179)

Источник: "Памятники средневековой латинской литературы X–XII веков", издательство "Наука", Москва, 1972.


О  некоторых  константах традиционного   русского  сознания

Доклад, прочитанный 6 сентября 1999 года в рамках XX Международного конгресса “Семья” (Москва).