Китай, Россия и Всечеловек - [4]
Почему же греки предпочли квадрат? Если прибегнуть к «гипотетически-дедуктивному» методу греков, то потребность в квадрате можно объяснить неприятием бесконечности, неопределенности, что, видимо, было связано с представлением об изначальном Хаосе [13] . Естественно желание оградиться от Хаоса, создать свой упорядоченный мир, чтобы обрести устойчивость. (Мудрецы Востока признавали один вид устойчивости неустойчивую устойчивость: нечто может быть устойчивым, если постоянно меняется в согласии с вселенским ритмом.)
Квадрат как замкнутая система давал временные преимущества: возможность сконцентрировать силы, полагаясь на самих себя, в искусственных, лабораторных условиях достичь максимума изобретательности, но он же закрывал человека от Неба. Сжатость энергии в огражденном пространстве придавала динамику процессам; человек вообразил себя «богоравным» (Сапфо), творцом мира, способным постигать и исправлять его законы.
И родился человек. Из сути божественной создан
Был он вселенной творцом, зачинателем лучшего мира…
Так земля, что была недавно безликой и грубой,
Преобразуясь, приняла людей небылые обличья.
(Овидий. Метаморфозы)
Антропоцентризм обусловил образ мышления, и греки действительно достигли чего хотели, заложив основы науки, философии, искусства, предопределив характер западной цивилизации. Но был в этой самонадеянности некий подвох [14] . Можно сказать, греки противопоставили себя Вселенной, бросили ей вызов. (Потому Плотин и говорит о «дерзости».) Квадрат способствовал взлету цивилизации греков, но и имел роковые последствия. Сама форма квадрата – прямой угол, резкий поворот на 90 градусов – располагала к противостоянию сторон. Греческие философы признали «борьбу» и «власть» (архе) законом Бытия. Мудрейший Гераклит утверждал: «Борьба – отец всего и всему царь. Одним она определила быть богами, а другим – людьми, а [из тех] одним рабами, а другим свободными» (В 53). (Заметьте, не господами, а свободными, видимо, имеется в виду предрасположенность одних к свободе, других к рабству.) Но тот же Гераклит верил в единство сущего: «Не мне, но логосу внимая, мудро признать, что все едино» (В 50); «…как расходящееся с самим собой приходит в согласие, самовосстанавливающуюся гармонию лука и лиры» (В 51).
Это и смущало Аристотеля: «Конечно, не может кто бы то ни было считать одно и то же существующим и не существующим, как это, по мнению некоторых, утверждает Гераклит» (Метафизика, IV, 3). И там же: «Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же и в одном и том же отношении… – это, конечно, самое достоверное из всех начал» (Метафизика, 3, 3). Предпочли путь, предложенный Аристотелем: «…из единого выделяются содержащиеся в нем противоположности» (Физика, 1, 4).
Собственно, сама замкнутость, препятствующая движению вселенской энергии, склонность к статике неизбежно рождала желание преодолеть невидимые стены. Потребность в свободе имманентна сущему, но свобода не дается воинственному духу. Таков закон вселенского Пути, который обойти невозможно. Отсюда взрывчатость, скачкообразность движения: квадрат, который сковывает энергию, время от времени неизбежно разрушается, но каждый раз самовосстанавливается, ибо укоренен в сознании. Так или иначе, греки признали право одних властвовать над другими естественным состоянием вещей. [15] Узаконили отношение господства-подчинения, существования одного за счет другого, хотя святые во все времена и на Западе, и на Востоке говорили, что невозможна свобода одного при несвободе другого.
Наконец, признание точки отсчета, какого-то одного начала (скажем, Вода Фалеса, Огонь Гераклита, Воздух Анаксимена, Число Пифагора) порождало причинно-следственный ряд, линейное, дискурсивное мышление, закон «исключенного третьего» (или то, или это, третьего не дано). Метод аналитики обусловил не только характер науки, но и психологию людей. Линия рассекла всё на две половины: субъект – объект, человек – природа, сущность – существование (которым со временем предстояло соединиться). «Половина» в принципе не может быть свободной, тем более претендующая на место целого. Место Целого заняла логика, предложенная Аристотелем (вместо Логоса Гераклита). Если логично, значит, истинно; эта аксиома владела умами вплоть до XX века, пока ученые не усомнились: «Если быть абсолютно логичным, ничего нельзя открыть» (Эйнштейн). Но это было время, когда квадрат терял опору.
Надо сказать, и греки признавали наиболее совершенной форму шара, круга, но уже Фалес рассек его диагональю, чтобы доказать равенство вписанных в него треугольников, основав тем самым «линейную» геометрию. (Почти то же самое проделали на Гаагской встрече 1954 года.) А вот как воспринимает «шар» Парменид: «Могучая необходимость // Держит в оковах его, пределом вокруг ограничив… // Есть же последний предел, и все бытие отовсюду // Замкнуто, массе равно вполне совершенного шара //С правильным центром внутри» (О природе, фр. 8, 30, 42). То есть шар ограничен пределом, замкнутость – залог совершенства, делает фигуру обозримой.
