Китай - [16]

Тот мальчик стал уважаемым учителем в Чжэнчжоу, а его сын сдал экзамены на провинциальном уровне. Прекрасной чертой империи было то, что крестьяне могли подняться по карьерной лестнице до самых высоких должностей через экзаменационную систему кэцзюй, если кто-то помогал, оплачивая их учебу. Поддерживая того мальчика, отец, ревностный буддист, без сомнения, заработал хорошую карму.

Сестра все схватывала на лету. Если бы девочкам разрешили сдавать имперские экзамены, подумал старик с иронией, она справилась бы гораздо лучше меня. Как бы то ни было, сестра стала одной из немногих грамотных женщин – таких в провинции можно по пальцам одной руки пересчитать, – которые пользовались большим уважением даже среди ученых.

– Ты почти ничего не ешь, брат, – сказала она, – и прячешь яд. Пожалуйста, скажи почему.

Он замялся, не желая говорить сестре. Ему хотелось угаснуть быстро и просто.

– Помнишь, как умирал наш отец? – тихо спросил он.

– А как такое забудешь?

– Мне кажется, у меня такое же состояние. В прошлом месяце, когда ездил в Чжэнчжоу, я ходил к аптекарю. По слухам, он лучший. Он обнаружил, что моя энергия ци[18] крайне неуравновешенна. Поставил мне иголки. На какое-то время мне стало лучше, но с тех пор… – Он покачал головой. – Не хотелось бы страдать так, как отец. Чтобы за моими мучениями наблюдала ты или мой сын.

– Ты боишься смерти? – спросила сестра.

– В юности я посещал буддийский храм, а заодно изучал даосских мудрецов, но прежде всего стремился подчиняться заповедям Конфуция. Я размышлял о труде, семейном долге, о правильных поступках. В зрелом возрасте я все больше находил утешение в буддизме и чаще думал о том, что нас ждет после смерти, надеясь, что хорошо прожитая жизнь приведет к лучшему перевоплощению. Но по мере того как я старею, меня все больше тянет к вещам, у которых нет собственного имени, но которые мы называем Дао. Путь. – Он кивнул сам себе. – Я не стремлюсь ни к этой жизни, ни к следующей, но желаю подчиниться великому потоку всего сущего. – Старик добродушно посмотрел на сестру и добавил: – Кроме того, каждый неграмотный крестьянин знает, что мы продолжаемся в наших детях.

– Не принимай пока яд, – попросила сестра. – Возможно, сын приедет повидаться с тобой.

– Это «Ицзин» тебе сказал? – Он посмотрел на нее с подозрением; женщина кивнула, но старика не проведешь. – Ты написала ему. Ты знаешь, что он приедет?

– Приедет, если сможет. Он почтительный сын.

Старик кивнул и сел. Через пару минут он прикрыл глаза, а сестра уставилась на лежавшие перед ней гексаграммы «Ицзина».

Сгущались сумерки, когда тишину прервал старый слуга, ворвавшийся в дом с криком:

– Господин Цзян! Господин Цзян, ваш сын приехал!

Шижун упал на колени перед отцом и стукнулся лбом об пол. Коутоу[19]. Знак уважения к отцу и главе семьи. Как сильно исхудал старик! Однако появление сына и вести, которые он привез, казалось, вдохнули новую жизнь в господина Цзяна. Он с воодушевлением закивал, когда Шижун поделился своими надеждами на будущее.

– Это отлично! – согласился господин Цзян. – Я много слышал о князе Лине. Достойный человек. Незаурядный! – Он опять покивал. – Разумеется, тебе снова нужно участвовать в экзаменах, но ты прав, что воспользовался этой возможностью. Сам император…

– Он услышит обо мне только хорошее, – заверил отца Шижун.

– Приготовлю твое любимое кушанье, пока ты тут, – с улыбкой сказала тетя.

Из всей кухни провинции Хэнань Шижун с детства больше всего любил рыбу, а именно карпа из Желтой реки, приготовленного тремя способами: суп, жареное филе и карп в кисло-сладком соусе. Никто не умел готовить карпа лучше тети. Но подготовка была сложной и занимала три дня.

– Мне придется уехать уже утром, – пришлось признаться Шижуну.

Он заметил, что тетя поникла, как от удара, а отец напрягся. Но что ему оставалось делать?

– Нельзя заставлять князя Линя ждать! – воскликнул отец чуть хрипло, но быстро совладал со своими эмоциями. – Мне жаль, что тебе придется отправиться к южанам, сынок.

Шижун улыбнулся. Даже сейчас отец считал ханьцев, населявших берега Желтой реки и великие равнины, где выращивали зерно, единственными настоящими китайцами.

– Все еще недолюбливаешь жителей рисовых полей, отец?

– Эти люди думают только о деньгах, – презрительно процедил господин Цзян.

– Ты сказал, что князь Линь остановит варваров-контрабандистов, – встревожилась его тетя. – Значит ли это, что тебе придется выйти в море?

– Да, если прикажет князь Линь, – резко перебил отец и добавил: – Он, наверное, проголодался.

Пока тетя хлопотала на кухне, отец расспросил Шижуна про будущую миссию.

– Те контрабандисты – рыжеволосые варвары или другие бородатые дьяволы? – допытывался он.

– Я точно не знаю, – ответил Шижун. – Господин Вэнь сказал, что, по словам Линя, туда уже отправляли миссию. Еще, по слухам, они очень волосатые и у них не гнутся ноги, так что они все время падают.

– Это кажется маловероятным, – заметил господин Цзян. – Помнится, когда я был молод, ко двору деда нынешнего императора прибыло посольство. Я слышал подробности от служивших при дворе людей. Варвары приплыли на корабле из далекой западной страны. Их посол принес подарки, но отказался встать на колени и исполнить коутоу перед императором. Раньше такого не было. Император понимал, что перед ним невежественный и глупый человек, но все же подарил ему великолепный кусок нефрита, хотя посол явно не имел представления о его ценности. Затем варвар, желая произвести впечатление, показал товары из своей страны: часы, телескопы и какие-то неведомые приспособления. Император объяснил, что мы не нуждаемся в вещах, которые он привез, но был слишком вежлив, чтобы указать, что они хуже аналогичных вещей, уже подаренных посольствами из других западных стран. В конце концов варвар попросил разрешения его народу торговать с другими портами, а не только с Гуанчжоу, хотя остальные иностранные купцы вполне довольны тем, что им позволено, и выдвинул множество других глупых требований. Вздор! – Он покивал. – Возможно, контрабандисты, торгующие опиумом, приезжают из того же края.