Кит плывет на север - [14]

Люди в деревне часто устраивали игры: то они мастерили лестницу, сделанную из надутых рыбьих пузырей — по ней должен был пройти самый ловкий и смелый, то соревновались в меткости и стреляли из лука, то мерялись силой. Но никогда они не брали в свои игры Великана, и это ему было обидно. Однажды на празднике зимы, когда все пели и били в бубны, Великан не выдержал и принялся танцевать. И тогда задрожала земля, и люди разбежались, и больше уже не хотели видеть Великана в своей деревне.

— Ступай, — говорят, — подобру-поздорову,

Да так, чтоб тебя мы не видели снова!

Ему так не хотелось жить одному, и тогда он подумал, что на дне океана ему, наверное, будет хорошо: там много разных рыб — больших и не очень, быстрых и медленных, ярких и цвета северных облаков. Там, на дне, ему будет спокойно, и никто его не выгонит, и станет он дружно соседствовать — не с людьми, так с рыбами.

И вот он лежит на дне, наблюдает за пестрым рыбьим движением. Поначалу рыбам понравилось, что у них появился такой Великан — в его длинных волосах можно устроить дом и растить маленьких рыбок, за его телом можно прятаться от всех больших голодных.

Но однажды Великану захотелось перевернуться на другой бок. И он, сам того не желая, устроил настоящий переполох. Рыбы возмутились: «Зачем без причин поднимать волны? Лежишь себе и лежи камнем!»

Но однажды Великану захотелось посмотреть на солнце. Он вынырнул из океана, собрал солнечных лучей и выпустил их на дне. Засветился океан, и подслеповатые глубоководные рыбы сощурились и недовольно забубулькали: «Что за безобразие! Кто это придумал, чтобы на самом дне океана светило солнце?».

Но однажды Великану захотелось поесть земли. И он — горсть за горстью — принялся есть дно, и взбаламутил воду, и вода стала мутной. А пестрые рыбы ругаются: «Кто теперь увидит наши наряды? Кто сможет в такой мутной воде разглядеть нас?».

И собрались рыбы на всеокеанский совет, и решили прогнать Великана со дна — обратно, на сушу. Выбрали они посла — князя всех лососей — Чавычу, чтобы он сообщил Великану об их решении:

— Плыви, — забубнил, — подобру-поздорову,

Да так, чтоб тебя мы не видели снова!

Великан не поверил словам лососевого князя и сказал: «Пускай те рыбы, кто и в самом деле хочет, чтобы я навсегда вернулся на сушу, вырвут по волосу с моей головы». Рыбы заметались, сбились в стаи, но мало-помалу, одна за другой стали они подплывать к Великану и выдергивать по волоску в знак того, что пора ему покинуть их, рыбий океан. И пускали они его длинные волосы по воде, и проросли его волосы водорослями, в которых поселились стаи рыб, больших и не очень, пестрых и разных.

И столько они надергали великаньих волос, что ни одного у него не осталось. Понял Великан, что не получится у него дружного соседства с рыбами, вернулся на берег, сел на черный песок. Сел и подумал: «Не надо было мне к рыбам без спросу. Но теперь я знаю, что без спросу к рыбам не надо». Он провел ладонью по своей лысой голове и придумал новую песню:

                  Как же мне быть теперь? И днем, и ночью

                   Всюду за мной бредет серое одиночье.

                   Я ему говорю: «Послушай, откуда ты здесь такое?»

                   А оно моргает в ответ — серое и глухое.

                   Я ему: «Уходи, — говорю, — за гору, за реку, в поле!»

                   А оно все молчит, молчит, серое и слепое.

Великан еще немного посидел у океана, подумал о людях и рыбах. Вдруг мимо него пролетел радостный Ара: «Что, Великан, грустишь? Приходи к нам на Арий остров — у нас всегда шумно и весело!» Последние слова Ары донеслись до великаньих ушей с ветром, а самого его и след простыл.

«Ну что ж, — сказал Великан сам себе, — может быть, птицы примут меня», — и отправился на шумный, суетливый, неугомонный птичий остров.

Поначалу птицы обрадовались, что у них на острове появился человек-скала, что на нем можно устраивать гнезда, прятаться от непогоды, и он, в отличие от настоящей скалы, всегда теплый! И Великан с радостью подарил свое тело птицам — чтобы им было тепло и уютно.

Но однажды он захотел попить дождя, встал под большой черной тучей — и птицам это очень не понравилось: «На взаправдашней скале, может, и прохладнее, зато точно посуше!»

Но однажды он захотел размять ноги — и птицам это понравилось еще меньше: «В настоящей скале ничего не трясется, и в гнездах все спокойно!»

Но однажды он захотел спеть песню — и это птицам совсем не понравилось: «Вот еще! Ни одна настоящая скала не позволит себе голосить громче нас, птиц!»

И тогда птицы решили прогнать Великана:

Щебечут: «Лети, подобру-поздорову,

Да так, чтоб тебя мы не видели снова!»

Сначала они клюнули его в правую ладонь, потом в левую, и потекла кровь, и стало Великану больно. Аккуратно, чтобы ни один птенец не упал, он снял птичьи гнезда со своей лысой головы и плеч.

«Тяжело им, птицам, со мной», — подумал Великан и пошел обратно на свой Остров. И пока он шел, капли крови падали на землю и поднимались ягодами.

Он вышел к берегу речки, принюхался: «Здесь недавно пробежал Акчинук». Великану больше никуда не хотелось. Он посмотрел на следы Акчинука на снегу. Они семенили — лапа за лапой. Чуть подальше к ним присоединились другие следы, третьи, и еще дальше виднелась уже целая вытоптанная поляна, и уже не разобрать, где чьи следы на ней.