Кисмет - [16]

— Люблю эту историю, — бормочет Анна, уже засыпая.

— Я был совершенно беспомощен, — продолжает Пит, жестикулируя в полутьме. — Но потом произошло что-то странное. Возможно, из-за недостатка воздуха я вдруг стал абсолютно спокоен. Я осознал, что ничего не могу поделать. Я находился под выступом скалы, воздух в легких кончился, но, поскольку предпринять я ничего не мог, не о чем было и беспокоиться. Акула нацелилась прямо на меня, она плыла всего в нескольких метрах и не отрывала от меня глаз. И я бесстрашно ответил на ее взгляд. Клянусь, она ощутила, что я не боюсь, и мы, два странных животных, почувствовали уважение друг к другу. Потом она отклонилась влево, сделала круг и уплыла.

— Просто уплыла!

— Я выкарабкался из-под скалы и выскочил из воды, задыхаясь и удивляясь, что остался жив.

Анна придвинулась ближе к его теплому телу.

— Уплыла, — прошептала она.

— Мы словно поприветствовали друг друга.

— Да.

— Типа «доброго утречка».

— Просто уплыла…

— Именно. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

ЧЕТВЕРГ

В четверг, как и обещал прогноз, погода стоит ясная и теплая, и по дороге на обед Анна с удовольствием замечает, что впервые в этом году люди вышли на улицу в рубашках и в футболках. Солнечный свет пронзает туман апатии и похмелья, который заволок девушку утром. На углу Дин-стрит и Беруик-стрит Анна встречается с Зарой, и та ведет ее к Олд-Комптон-стрит в новый японский ресторан, о котором уже все уши прожужжала, там они покупают лапшу рамен и идут в небольшой парк в центре Сохо-сквер. По пути ни одна из них не упоминает ни «Кисмет», ни Пита, ни Томаса-72, и Анна воспринимает это как молчаливое соглашение обходить острые углы и не возобновлять спор, который разгорелся вчера на WhatsApp. Дойдя до площади, подруги обнаруживают, что идея пообедать на открытом воздухе пришла в голову многим людям — газон сплошь покрыт плотным ковром офисных работников, сосредоточенно поглощающих буррито, гёзлеме, кацу-карри, жареную лапшу, пирог и пюре, тортилью, лепешки роти и бесчисленное количество неизвестных и, возможно, безымянных блюд. Девушки находят место на краю газона и принимаются за еду, но при этом им приходится сидеть так близко друг другу, что их скрещенные ноги соприкасаются. Тем не менее это все равно приятно, и локоть и плечо Зары, трущиеся об ее руку, пробуждают у Анны воспоминания.

— А помнишь, как здесь все было так забито, что мы сидели спинами друг к другу? И я предложила идею большого куска эластичной ткани, по сути резинку, которой бы оборачивали двоих людей, чтобы они могли сидеть прямо, но обратив лица друг к другу.

— Представления не имею, о чем ты говоришь, — Зара склоняется над коробкой с едой, помещенной между коленями. Она держит у груди ладонь ковшиком, чтобы жирная лапша не накапала на ослепительно белую рубашку, когда она подносит палочки ко рту.

— Нет, ты помнишь. Мы сидели практически здесь же. А может, это было в Хокстон-сквер. Ну все равно. Я называла это «тузик», потому что это все равно что сидеть в лодке-тузике.

Зара, пережевывая лапшу, щурится и косит глазами за квадратными очками.

— Я помню, как ты предлагала сдавать в аренду овцу, чтобы она «подстригала» траву.

— А заодно и развлекала детей. Да, это тоже была превосходная идея. Иногда мне кажется, стоит обратиться к одной из них.

— Возможно. Опять же, дополнительный доход.

— Да-а, — безжизненно произносит Анна. От мысли об оплачиваемой работе ее передергивает. — Хотя сначала мне следует попробовать не потерять нынешний источник дохода.

— Не глупи, — говорит Зара. Она кладет в коробку палочки и снова заявляет, что Анне не стоит беспокоиться насчет такой ерунды: дескать, список влиятельных женщин — это только приманка, а интервью с Сахиной — большой шаг вперед, захватывающее событие, которое сделает из нее успешную журналистку. Анна отводит взгляд, и когда Зара заканчивает свою вдохновенную речь, будущей успешной журналистке удается только выдавить из себя неуверенное «угу».

— Не чувствую энтузиазма, — замечает Зара, и Анна крутит головой, чтобы убедиться, что вокруг одни незнакомцы.

— Тебе никогда не кажется, что ты морочишь людям голову? — спрашивает она, понизив голос. — Как будто все остальные на самом деле выполняют свою работу, а ты только притворяешься.

— Это называется поведением взрослого человека.

— Или как будто тебя испытывают? Ради того, чего ты, может быть, не особенно-то и хочешь?

— Поверь мне, у всех возникает такое чувство.

— Знаешь, что мне это напоминает? Бег по пересеченной местности.

Зара в недоумении дергает головой, и Анна подробно объясняет: лет в двенадцать или тринадцать она представляла свою школу на соревнованиях по этому виду спорта. Ты стоишь на старте в жуткий холод, вокруг сотни ужасных незнакомых детей из других школ, тебя в буквальном смысле слова тошнит от опасения отстать и не попасть в первую десятку, но с другой стороны, ты знаешь, что, если придешь первой, это не принесет тебе ни малейшего удовольствия, потому что тогда придется участвовать еще во многих таких забегах.

— Ты просто волнуешься! — уверяет ее Зара. — Все будет хорошо. Волнение и заставляет показать себя. Нужно только составить удачные вопросы и заучить их.