Кисмет - [56]

— Так, значит, вы племянница господина Каянкая? — Фрау Байерле приветливо кивнула Лейле. — Вы тоже живете во Франкфурте, позвольте спросить?

Лейла несколько театрально опустила уголки губ и виновато посмотрела в мою сторону.

— Э-э… — замямлил я, — она здесь только два месяца. Мой брат женился в Боснии и…

— В Бо-сни-и? — по слогам повторила фрау Байерле, всплеснув руками. — Бедное дитя!

— Да… У всех по-разному складывается судьба. Я пытаюсь устроить ее в частный интернат, пока она будет жить в Германии. В государственные школы не принимают на короткий срок, а ребенку надо учиться, не сидеть же ей целыми днями дома. Э-э… она много молится, но учиться тоже необходимо.

— Вы совершенно правы. В таком возрасте учиться — самое главное и прежде всего надо любить учиться. — Последнюю фразу она произнесла, делая ударение на каждом слове и выразительно глядя на меня, словно спрашивая, понимаю ли я смысл сказанного.

— Вы хорошо сказали. Я абсолютно того же мнения. Но, судя по тому, как развиваются события на ее родине, она не скоро вернется в Боснию.

Из Лейлы вырвалось то ли сопение, то ли всхлипывание. Она провела рукой по лицу, оставив на нем крошку печенья.

— Извини, дорогая. — Я наклонился к Лейле. — Но такова жизнь. Зато мы устроим тебя в хороший интернат. Тебе же понравилось, когда мы были там в прошлый раз?

— А что за интернат? — поинтересовалась фрау Байерле.

— О. — Я откинулся на спинку стула и отпил глоток сока. — Что-то среднее между медресе и спортивной гимназией. Учебное заведение нового типа. Обособленная школа, расположена в лесу, все преподаватели — женщины. Просто прекрасно. Это негосударственная школа, но, как вы правильно сказали, учиться необходимо.

Не знаю, как ей удалось, но сейчас по щекам Лейлы потекли настоящие слезы. Я бросил на фрау Байерле взгляд, как бы прося ее понимания.

— Нам, пожалуй, лучше уйти. Если позволите, я представлю вам небольшой счет.

Когда фрау Байерле скрылась в соседней комнате, чтобы взять чековую книжку, а Лейла, не шелохнувшись, пила свой сок, я шепотом, но достаточно громким, чтобы было слышно в соседней комнате, сказал:

— Знаю, ты в отчаянии. Я ведь не в силах платить за твою учебу, а тебе так хочется учиться. Помнишь, что говорил тебе отец: «Дай жаждущему стакан воды, и он отблагодарит тебя потоком дождя». Так и в моей профессии — я возвращаю людям то, что они потеряли. Это все равно что дать жаждущему стакан воды. Понимаешь? Не всегда приходится заниматься поисками такого милого и умного существа, как Сузи. Иногда ищешь старый велосипед, который настолько дорог своему владельцу, что тот готов благодарить меня так, будто я разыскал его «мерседес». Правда, здесь, в Германии, такое бывает не часто.

Вдруг Лейла снова сделала страдальческое лицо, и я повернулся к двери.

— О, госпожа Байерле, вы вернулись. Я как раз рассказывал Лейле о прекрасной скульптуре в вашем саду.

Ироническая улыбка фрау Байерле сменилась понимающим взглядом. Она покачала головой, положив руку на мое плечо, и, как маленькому ребенку, который неудачно соврал, сказала:

— Дорогой господин Каянкая, мне вы можете не рассказывать сказок. Я же понимаю, что в данный момент вы думаете только о семье и вашей племяннице. Мы с вами не так давно знакомы, но не надо быть гением, чтобы понять: вам сейчас не до старой статуи в моем саду.

— Да, но…

— А теперь послушайте меня. — Фрау Байерле решительно подошла к столу, заполнила чек, помахала им, чтобы высохли чернила, и сунула мне в руку. — И никаких возражений. Прежде всего это гонорар за вашу работу. Вы знаете, как мне дорога Сузи и как я счастлива, что она снова со мной. Ну и плюс небольшая помощь. Сейчас вам нелегко приходится. Ваша племянница — такая славная молодая девушка. — Она ласково взглянула в сторону Лейлы, которая стояла словно в ступоре после приема антидепрессанта. — Я буду искренне рада, если у вас получится с интернатом.

Рассыпавшись в благодарностях, я положил чек в карман, не заглянув в него, поднялся и взглядом поторопил Лейлу к выходу, в последний раз обменявшись рукопожатием с фрау Байерле.

— Если что-нибудь случится, снова обращусь к вам, — сказала та на прощание.

Мы прошли по гравиевой дороже к калитке и сели в машину. Свернув на следующем перекрестке, я развернул чек… Пять тысяч марок!

— Все о’кей? — спросила Лейла.

— Все о’кей, — ответил я.

— Что будем делать сейчас?

— Сейчас… — Я сунул чек обратно в карман и с сияющей улыбкой посмотрел на Лейлу. — Сейчас ты сделаешь нормальное лицо, и мы поедем пить шампанское!

Почти два часа мы провели в баре отеля «Хилтон», выпили две бутылки шампанского, закусывая бутербродами с икрой и посмеиваясь над фрау Байерле. Лейла копировала попеременно нас троих и объяснила мне, как она сумела изобразить слезу на лице.

— Все очень просто — я должна сильно напрячься, представить что-то страшное, а потом все идет само собой. Я делаю так. — Она щелкнула пальцами. — И все получается. Я буду артисткой.

Шампанское явно было ей по вкусу, а обо мне и говорить нечего. Перепробовав затем все известные нам спиртные напитки в количестве десяти наименований и получив счет, я понял, что мы выбирали все самое дорогое. Потом мы поведали друг другу о первом алкогольном опыте. Свой первый напиток я помнил хорошо: в тринадцать лет в одиночку осушил целую бутылку кальвадоса, и вместо намеченной вечеринки, где собирался блистать остроумием, оказался на больничной койке.