Кислотники - [29]
— Ты же отсидел срок! — напомнила Эстелла. Майкл пожал плечами: ну да, это был полный бред.
— Черт! Я до сих пор не верю. Меня замели как футбольного хулигана. И случилось это, если хочешь знать, в восемьдесят восьмом.
— Тебе не кажется, что ты давно перерос такие игры?
— Вот именно! Да я сто лет не появлялся на этой мусорной свалке. В газетах тогда писали, что надо принять крутые меры против хулиганства на футболе, мол, оно приобрело угрожающие размеры — по словам газетчиков. Футбольные клубы поклялись приструнить немногочисленное неистовое меньшинство своих фанатов, а правительство грозило навалиться всей тяжестью нового дерьма своего правосудия. Мне вся эта показуха была по барабану, я совсем не собирался ни во что влезать. Хотел посмотреть матч — и только. «Сити» играл с «Эвертоном». Еще и мяч не ввели в игру, а на трибуне «Эвертона» уже запели — наверху и на стоячих местах. Когда идет матч, ничего не замечаешь. Они пели все время, и ты начинаешь петь еще громче, чтобы заглушить их. Чего я не понял, поскольку не ждал подвоха, так это что на меня положат глаз легавые. Может, они думали, раз половина болельщиков «Эвертона» расисты, — значит, обязательно появится какой-нибудь черный и начнет устраивать беспорядки.
Майкл сделал паузу. Эстелла ощутила гнев за невозмутимым выражением его лица, но вспышка быстро угасла.
— Когда мы уходили со стадиона, копы отделили нас от фанатов «Эвертона». Мы видели этих парней, они выбрасывали вверх пальцы в знак победы и кричали «Ниггеры!». Мы хорошенько пуганули их. Потом кто-то прорвался через полицейское оцепление — и даже не черный. Тут мы кинулись вперед и поколотили нескольких парней. А на следующий день я вижу себя на первой полосе «Манчестер ивнинг ньюс», и под снимком подпись — «Отъявленный хулиган». Меня сняли на видео еще на стадионе, как раз когда я пел на трибуне. Они поймали подходящий момент — я был похож на животное, готовое разорвать любого на куски, но я-то знал, что всего лишь пел. Копы присягнули, что я был среди тех, кто устроил беспорядки после матча. Потом легавые представили доказательства, что именно я организовывал все буйства на «Мейн-роуд» в последние пятнадцать лет. Они сказали, что я известен на «Киппаксе» как Черный Наполеон. Ну, и всякое такое дерьмо, сама знаешь. Им надо было в назидание другим наказать кого-нибудь вроде меня. Я даже не поверил, что дали мне всего три года, думал, поджарят мои яйца и подвесят над стадионом.
— Вот сволочи!
— Это точно.
— Как же я ненавидела тюрьму! — призналась Эстелла. — Потому и умоляла тебя вытащить меня оттуда.
Майкл кивнул — да, он помог ей выйти.
— А я какое-то время не верил, что так долго не вернусь домой, никак не мог смириться с этим. Знаешь, любой человек всегда думает, что в конце концов не выдержит и сломается. Но эти два года…
Майкл выразительно пожал плечами, и Эстелла догадалась, что он хотел сказать — два потерянных года.
— Честно говоря, мне повезло: часть срока я провел в Стрейнджвейсе — по крайней мере остался в Манчестере, там, где жила моя семья. Но после бунта очутился в Шотландии.
Эстелла ухватилась за слова Майкла о семье:
— Ты что, сделал парочку малышей?
— Побольше. Теперь у меня четыре сына и две дочери — от трех разных женщин. На одной из них я женился. Вот так-то.
Майкл снова пожал плечами, но на сей раз Эстелла не поняла, что он имел в виду.
— Все они живут здесь. Я могу открыть бумажник и показать тебе их фотографии — когда они были совсем малышами, и школьные, все хороши. А теперь мои сыновья — бандиты. Сам-то я в порядке. А вот они, если не оставят эту дерьмовую жизнь, кончат тем, что их пристрелит на улице какой-нибудь юнец на горном велосипеде.
Теперь Эстелла поняла смысл его последнего жеста.
— Я надеялась, — она решила перейти к делу, — что ты все так же любишь оружие, потому что мне очень нужна пушка. Но если не можешь помочь, буду признательна за какое-нибудь жилье. У меня такое чувство, что копы караулят у дверей моей квартиры.
Майкл слегка поджал губы, словно хотел сказать: валишь неприятности на мою голову? Однако без каких-либо упреков встал и пошел к стойке бара.
«Кроунер» был как бы поделен надвое, но бар здесь имелся только один. Махнув рукой, Майкл подозвал кого-то, сделав Эстелле знак подождать.
Через минуту к нему присоединился молодой парень, Майкл что-то достал из кармана — это мог быть только его товар — и передал парню. Они простились, хлопнув ладонью о ладонь: пока-пока… Майкл вернулся к Эстелле.
— Клив займется делом. А мы похромаем ко мне домой. Я бы послал тебя куда подальше, но чувствую ответственность за всех, кого вытащил из тюряги. Угощу тебя косячком — вполне приличная травка, недавно достал. И мы поговорим.
Глава четырнадцатая
— Давно они здесь?
— Минут пятнадцать.
Смерив взглядом вышибалу Билли, Джанк уставился на длинный зал «Уорпа». Копы разбились на две группы: одни окопались у стойки бара, другие отошли к задней стене. Их было пятеро, все в штатском. С них станется подгрести к Джанку, жуя сэндвичи, и заявить с вежливой улыбочкой: все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано в качестве свидетельского показания.
Захватывающая история международного торговца наркотиками, волею судьбы оказавшегося в кратере незатухающего вулкана израильско-палестинского конфликта. Роман Н. Блинкоу поражает своей разносторонностью и непринужденностью, яркой картиной страстей и каждодневной жизни в Израиле и Палестине.
Блистательный и манящий мир моды, бросающий вызов и покоряющий роскошью. Время завоеваний и желание выделиться из толпы себе подобных. Мечта и реальность. А в реальности «модели, совсем как белые мыши — смазливы, неотличимы одна от другой и каждая спит со всеми остальными». Юные брат и сестра, попавшие в круговорот этой «индустрии красоты», сполна познают изнанку столь привлекательного для многих мира моды.
«Манчестерская тусовка» — как всегда у Блинкоу, роман очень жизненный, своего рода социальный срез современной субкультуры, предлогом для которого служит детективный сюжет.Действие происходит в двух временных пластах. Манчестерский следователь Дэйви Грин (этакий Жеглов минус романтика плюс пройдошистость и своеобразное мужланское чувство юмора) приезжает в Лондон и делает Джейку, менеджеру казино, предложение, от которого тот не сможет отказаться. Дело в том, что в начале 80-х Джейк был информатором Грина.
Потребительство — враг духовности. Желание человека жить лучше — естественно и нормально. Но во всём нужно знать меру. В потребительстве она отсутствует. В неестественном раздувании чувства потребительства отсутствует духовная основа. Человек утрачивает возможность стать целостной личностью, которая гармонично удовлетворяет свои физиологические, эмоциональные, интеллектуальные и духовные потребности. Целостный человек заботится не только об удовлетворении своих физиологических потребностей и о том, как «круто» и «престижно», он выглядит в глазах окружающих, но и не забывает о душе и разуме, их потребностях и нуждах.
Это конечно же, не книга, и написано все было в результате сильнейшей депрессии, из которой я не мог выйти, и ничего не помогало — даже алкоголь, с помощью которого родственники и друзья старались вернуть меня, просто не брал, потому что буквально через пару часов он выветривался и становилось еще более тяжко и было состояние небытия, простого наблюдения за протекающими без моего присутствия, событиями. Это не роман, и не повесть, а непонятное мне самому нечто, чем я хотел бы запечатлеть ЕЕ, потому что, городские памятники со временем превращаются просто в ориентиры для назначающих встречи, а те, что на кладбище — в иллюзии присутствия наших потерь, хотя их давно уже там нет. А так, раздав это нечто ЕЕ друзьям и близким, будет шанс, что, когда-то порывшись в поисках нужной им литературы, они неожиданно увидят эти записи и помянут ЕЕ добрым словом….
Последняя книга из трех под общим названием «Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период)». Произведения, составляющие сборник, были написаны и напечатаны в сам- и тамиздате еще до перестройки, упреждая поток разоблачительной публицистики конца 1980-х. Их герои воспринимают проблемы бытия не сквозь призму идеологических предписаний, а в достоверности личного эмоционального опыта. Автор концепции издания — Б. И. Иванов.
На жаркой пыльной площади деревушки в Апулии есть два памятника: один – в честь погибших в Первой мировой войне и другой – в честь погибших во Второй мировой. На первом сплошь фамилия Пальмизано, а на втором – сплошь фамилия Конвертини. 44 человека из двух семей, и все мертвы… В деревушке, затерянной меж оливковых рощ и виноградников Южной Италии, родились мальчик и девочка. Только-только закончилась Первая мировая. Отцы детей погибли. Но в семье Витантонио погиб не только его отец, погибли все мужчины. И родившийся мальчик – последний в роду.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Гилад Атцмон — популярный джазовый саксофонист, снискавший мировую известность. Его дебютный роман «Учитель заблудших» — очередное виртуозное соло большого мастера. Вынужденный эмигрант из Израиля, Гилад Атцмон написал эту книгу в Лондоне, зная свою родину изнутри, но глядя на нее со стороны. Жестокая сатира и тонкая ирония, вызывающая откровенность и философские раздумья придают роману Атцмона неповторимый музыкальный стиль.«Учитель заблудших» — книга очень неоднозначная и откровенно антисионистская, но написанная с любовью к своей стране и с болью за своих соотечественников.
«Как я стал идиотом» — дебютный роман Мартена Пажа, тридцатилетнего властителя душ и умов сегодняшних молодых французов. Это «путешествие в глупость» поднимает проблемы общие для молодых интеллектуалов его поколения, не умеющих вписаться в «правильную» жизнь. «Ум делает своего обладателя несчастным, одиноким и нищим, — считает герой романа, — тогда как имитация ума приносит бессмертие, растиражированное на газетной бумаге, и восхищение публики, которая верит всему, что читает».В одной из рецензий книги Пажа названы «манифестом детской непосредственности и взрослого цинизма одновременно».
«Каникулы в коме» – дерзкая и смешная карикатура на современную французскую богему, считающую себя центром Вселенной. На открытие новой дискотеки «Нужники» приглашены лучшие из лучших, сливки общества – артисты, художники, музыканты, топ-модели, дорогие шлюхи, сумасшедшие и дети. Среди приглашенных и Марк Марронье, который в этом безумном мире ищет любовь... и находит – правда, совсем не там, где ожидал.
Роман «99 франков» представляет собой злую сатиру на рекламный бизнес, безжалостно разоблачает этот безумный и полный превратностей мир, в котором все презирают друг друга и так бездарно растрачивается человеческий ресурс…Роман Бегбедера провокационен, написан в духе времени и весьма полемичен. Он стал настоящим событием литературного сезона, а его автор, уволенный накануне публикации из рекламного агентства, покинул мир рекламы, чтобы немедленно войти в мир бестселлеров.