Кислотники - [21]

В конце концов Эстелла нашла то, что искала, — у раковины стояли тоники и увлажнители. Через полчаса она закончила с косметическими манипуляциями, правда не доведя до конца импровизированный массаж лица, и стала одеваться. Первым делом Эстелла туго обхватила широкой эластичной лентой верхнюю часть лба, подвязав волосы: лента придерживала ее густую черную шевелюру и подтягивала кожу — а-ля Джоан Коллинз[18]. Подушившись под грудью, Эстелла поблагодарила Бога и Деву Марию-кормящую за то, что ее сиськи по-прежнему прекрасны. Они даже не начали терять форму. А ведь возраст мог сильно сказаться на них.

Снова чувствуя себя неотразимой, Эстелла спустилась вниз. Прежде чем будить Терезу, направилась в кухню. Загружая тостер, включила магнитолу, настроив на волну «Радио Пиккадилли». Новости она, скорее всего, пропустила, но вдруг музыка оживит кокон, в который превратилась Тереза, укутанная пуховым одеялом. После бессвязного лопотания и треска прозвучала реклама выхлопных труб, потом раздались первые такты «Стеклянного сердца» «Блонди»[19]. Эстелла ждала, когда запоет Дебби Харри[20]. Откуда, из какого мира взялось в ее голосе это мрачное величие? Песня кончилась, и диджей напомнил, что ей уже тринадцать лет — Эстелла прекрасно знала это. Хит того времени, песня «Стеклянное сердце» звучала по радио, когда Эстелла покидала Манчестер. А еще у Эстеллы был парик Дебби Харри. Он пропал в ту ночь, когда ее замели легавые. Сержант в участке забрал его и записал в большую черную конторскую книгу — вместе с сумочкой, туфлями на шпильках и сезонным билетом на игры «Манчестер Сити». Она так ничего и не получила назад.

Эстелла вернулась к мыслям о завтраке. Через какое-то время она пошла будить Терезу, вкрадчиво шепча «Дорогая? Дорогая?», и голос ее звучал бархатно. Она могла бы стать для Терезы еще одной отличной тетушкой.

Ресницы Терезы вспорхнули, явив миру ясные голубые глаза. Вот она окончательно пришла в себя, и Эстеллу пронзил ледяной кельтский взгляд, почему-то напомнивший ей оптический прицел снайперской винтовки.

— Я включила чайник, дорогая, — нежно пропела Эстелла.

Она ласково отвела волосы с глаз Терезы, открыв худой фарфоровый лоб с единственной морщинкой. Тереза проснулась — на свое несчастье.

Тост был готов. Эстелла нашла в холодильнике коробку с раскрошившимся маргарином, масла в доме не оказалось. Маргарин смотрелся на тосте не очень аппетитно — Тереза не стала есть. Эстелла подумала, не постараться ли уговорить девушку проглотить хоть кусочек, но решила не настаивать. Тереза вдруг забеспокоилась о камине — мол, слишком долго горит, Эстелла велела ей не глупить и достала десятифунтовую банкноту из сумочки:

— Я плачу. Совсем ни к чему, чтобы одна из нас тут околела.

Тереза взяла деньги и поинтересовалась, откуда Эстелла знает Джанка.

— Я когда-то жила в Манчестере, — коротко ответила Эстелла.

Она не знала, насколько внимательно Тереза прислушивалась к ее разговору с Джанком, и потому не стала вдаваться в подробности. Если Джанк захочет, сам расскажет.

— Я родилась здесь.

— Не похоже.

Тереза говорила в нос, как коренная манчестерская девчонка — северный Манчестер, может, Блэк-ли, но наверняка не дальше Крампсэлла.

— Йен был твоим парнем? — спросила Эстелла. Уголки рта у Терезы опустились, но она переборола слезы.

— Нет, другом.

Пуховое одеяло сползло с бледных плеч Терезы. Эстелла бережно подоткнула уголки, словно всю жизнь только об одном и мечтала — исполнять роль ее матери.

— А что в точности говорил обо мне Йен? В ответе Терезы прозвучала неприязнь.

— О пистолете, который он нашел в твоей квартире? Сказал, что у тебя были фотографии Джона Бе-рджиса и пушка. Шутил, что собираешься его прикончить, но ведь другого объяснения и правда нет. Пистолет-то ведь настоящий.

— Девятимиллиметровая «Беретта», классная штука. Сейчас она в полиции, и я совершенно беззащитна. — Эстелла очень надеялась, что губы у нее задрожали вполне правдоподобно.

— Не так, как Йен.

— Разве? За него мы хоть можем помолиться. Хотя нет, — Эстелла передумала, — я не могу, пока не раздобуду другое оружие. Я и не думала убивать Бе-рджиса, но, если он меня разыщет, лучше уж я выстрелю первой.

Из одеяла торчала только голова Терезы, ее маленькое личико и большие ирландские глаза, в которых застыл немой вопрос: что, Эстелла действительно могла бы убить Берджиса?

— Да ты пойми, Берджис — псих, — принялась объяснять Эстелла. — Не то чтобы совсем, но на меня он взъелся, я когда-то его здорово достала.

Эстелла помедлила. В последний раз она видела Берджиса ночью, когда сбежала из тюрьмы. Он выглядел совсем больным, это точно. Лежал на полу, закрывая лицо руками. Когда она перешагнула через него и пошла к двери, он зарыдал.

— Я знаю Берджиса и знаю, как работают его мозги. Он из тех, кто слишком напрягается, когда думает. Почти не спит, так что у него на размышления много времени. И он мечтает о мести. Если я его не убью, у меня будет куча проблем. Я бы предпочла спокойно выяснить наши прошлые разногласия, но Джон Берджис живет за гранью. — Прежде чем продолжить, Эстелла сделала паузу. — Впрочем, я уверена — ты и так все знаешь о Берджисе, видишь его в клубе, и потом, Йен ведь тоже на него работал — в турагентстве.