Кисейная барышня - [13]

— Как подниматься? — возмутилась я. — Что значит, ничего не нашел? А ну давай, вяжи петлю, я сейчас самолично ему покажу, как искать надобно!

— Не пущу! — грудью заступила мне путь Маняша.

Опять громыхнуло камнем по железу.

— Мыкос говорит, это заброшенное капище и тревожить его не стоит.

— Скажи своему Мыкосу, — начала я, но быстро передумала ругаться. — Чье капище?

Мой толмач проорал вопрос, выслушал ответ, довольно пространный, перевел:

— Мыкос не знает. Он сначала думал, что там Святовита славили, но сейчас думает, что не его, он думает…

Мыкос думал там внизу много и с удовольствием. Нам поведали о древнем руянском боге Святовите, ведающим в своем пантеоне солнцем и урожаем, а также войнами и доблестью. Его капищ на острове с давних времен осталось преизрядно.

— Древняя вера была, исконная. — Толмач говорил со сказовой напевностью. — Триста лет назад здесь совсем другая жизнь была.

Я, соскучившись от пространного рассказа, зевнула украдкой.

— Но Святовит, он на лошади быть должен, Мыкос так думает…

Топот копыт. На фоне выгоревшего полуденного неба появился силуэт всадника. Толмач быстро перекрестился, демонстрируя, что исконной руянской веры не придерживается. Я неизящно потерла кулаками глаза. Всадников стало двое.

— Что происходит? — Властный зычный голос разнесся по округе.

— Дамам нужна помощь?

Верховых там оказалось гораздо больше. Но об этом мы узнали уже после того, как господа спешились и спустились к нам, а пока просто ждали приближения сих незнакомцев. Два силуэта на фоне солнца, наше напряженное молчание, хруст камешков под ногами, ворчание Гавра, рокот моря, далекие крики чаек. «Три года — зима по лету, три года — лето по зиме, три года — само по себе», — вдруг подумала я и покачнулась, ощущая приближение обморока.

Маняша охнула, но опоздала. Меня подхватили мужские руки, удержав от падения. Щеку оцарапал гусарский позумент.

— Ах! — восторженно прошептала я, узнавая. — Князь Анатоль!

Приличиями я в сей момент, конечно, пренебрегала, но зато на полную пользовалась козырем удачного обморока. К слову, в него падать сразу расхотелось. Я глубоко вздохнула, затрепетала ресницами и обожгла спасителя страстным взглядом. Судя по тому, что руки на моей спине сомкнулись еще сильнее, все три удара достигли цели. Самое время вспомнить, что я вообще-то барышня строгих правил.

Решительно отстранившись, я присела в книксене:

— Благодарю, ваше сиятельство. Ваш рыцарский поступок поразил меня в самое сердце.

Князь Кошкин посмотрел на свои руки, затем, будто с усилием, опустил их.

— На правах спасителя мне будет дозволено узнать ваше имя, прелестная корсарка?

Ах, значит, заметил, запомнил. Ай да Серафима! Ай да я! Вблизи князь показался мне старше и будто бы менее ярким. На вид ему было за тридцать, вокруг напомаженных усиков и на подбородке проступала щетинка, красивые голубые глаза припухли, от крыльев большого носа к щекам спускались морщинки. Но рост при нем, и выправка военная. У алтаря мы с ним будем премило смотреться.

Опустив очи долу, я представилась.

— Серафима! — Он поднес к губам кончики пальцев. — Огненная!

Рот у него был тоже отнюдь не манифик, слишком толстая нижняя губа оттопыривалась.

А тебе, Серафима, с ним, между прочим, целоваться предстоит. Хорошо хоть не сей же момент.

— Мой адъютант, — представил князь спутника, — ротмистр Сухов Павел Андреевич.

Тот молодцевато щелкнул каблуками, поклонился, подкрутил рыжеватый ус.

Ростом был он пониже командира и мастью посветлее. Прочую внешность я для себя определила как гусарскую и поглядывать на адъютанта перестала.

— Моя дуэнья и наперсница — Мария Анисьевна Неелова, — кивнула на Маняшу, слегка ошалевшую от свалившейся на нее чести.

Князь Анатоль смерил няньку взглядом и приподнял брови.

Маняша разогнулась из своего поясного поклона и запахнула на груди шаль.

Ротмистр меж тем присел на корточки, умильно сюсюкая:

— Что за престранное создание?

Гавр погладить себя не дал, увернулся, отошел к камням, утробно порыкивая.

С котом я знакомить никого не стала. Князь поинтересовался, с какой целью мы здесь прогуливаемся. Я, опустив утренние приключения, сообщила ему, что мы с нянькой услышали женский голос, взывающий о помощи.

Маняша одобрительно кивнула, вранье получилось складным. Гуляли, услышали, потом за помощью пошли, а как вернулись…

Беседовать с его сиятельством было непросто, приходилось постоянно отодвигаться, на полшажочка, чтоб маневр не стал явным, но часто. Ибо князь, разделяющее нас расстояние всячески пытался сократить, тоже понемногу и как бы случайно. Так и топтались мы с ним, будто в медленном танце.

Ротмистр разыгрывал похожую партию с Гавром, только последнему на политес было ровным счетом «авр-р», он дожидался, пока гусар приблизится на длину вытянутой руки, и отпрыгивал. Последний его прыжок чуть не стоил мне кота. Разбойник балансировал на самом краю скалы, подняв трубой хвостище. В последний момент он взвился, ротмистр быстро наклонился, смыкая руки, и оба они рухнули вниз.

Я вскрикнула. Князь, подождав, не упаду ли я опять в обморок, и, удостоверившись, что на этот раз страстного объятия ему не обломится, закричал: