Кирза и лира - [39]
Видим, к дежурным офицерам подходит наш старшина. Они о чем-то там коротко разговаривают и в результате нам приносят ещё по миске нарезанного хлеба, как утром. Классно! Хлеб мы мгновенно рассовываем по карманам на потом, про запас. «Молоток наш старшой, да? — одобрительно восхищаемся сообразительностью старшины. — «Пацан» дело туго знает!» Вдруг в дверях столовой появляется какой-то — опоздавший! — солдат. Голова у него, как у сильно раненого вся забинтована, с большим креном на левую сторону. Распухшая нижняя губа вся раскрашена зеленкой. На макушке кое-как держится ставшая детским корабликом армейская пилотка. Войдя, он растерялся от неожиданности и остановился, не зная куда дальше идти. Встал, как памятник. Тысяча пар глаз — или сколько нас там, в столовой, недоуменно и с интересом уставились на это замотанное в бинты явление. Ложки, как весла над водой, зависли над мисками. Наступила любопытствующая тишина. У группы ответственных офицеров с повязками от удивления замешательство:
— Кто это?.. Откуда?.. ЧП?.. Как?.. Из какой роты?.. Доктор, что случилось?.. Кто это?.. Кто допустил?..
Офицеры мгновенно обступают «болезного», наклонив головы, о чём-то говорят с раненым. Нам, к сожалению, ничего не слышно. Забинтованный солдат заметно растерян, смущенно переминается с ноги на ногу. Руками энергично показывает им, как шёл по одной досточке, вот так вот, балансируя, и как вот так вот, неожиданно вдруг — ветер, наверное, дунул — качнулся, оступился и — ба-бах!.. прямо так влево, и упал… И вот, показывает на голову!.. Горестно разводит руками. Офицеры негодующе закрутили головами:
— Старшина роты! Где старшина? — К ним рысцой подскочил наш бычок-старшина и, видимо прояснив обстановку, быстро успокоил их. Офицеры, укоризненно и сочувственно покачав головами, окончательно расслабились. Айболит, доктор который, на удивление нам всем, придерживая Ефимова за плечи, лично проводил «раненого» за отдельный стол с табличкой «Для диетчиков». Кто такие диетчики мы еще не знаем, но теперь понимаем, это которые больные или раненые. Доктор присел с ним рядом. Видя тот стол, мы уже по-черному завидуем Ефимову.
— Так-кой стол ему одному, падла, достался!
Что именно в тарелках, нам не видно, но, главное, тот стол — который для каких-то диетчиков — заставлен тарелками с едой полностью.
— Тцц… Такая жрачка!.. Вот, гадство, повезло…
— А классно ты его, Паша, отделал. Мне понравилось!..
— Ничего, он и от меня еще получит за «силитёрстова». — Обещает Гриня.
— Гриха, смотри, не убей совсем. — Посмеиваются ребята, внимательно вглядываясь в тот ненавистный нам стол.
— Паха, если этот Ефимов к тебе полезет, я с тобой, ладно? — уговаривается Гришка.
— А бинтов-то, бинтов-то на него намотали. Глянь, мужики, самим, наверное, страшно, да? — злорадствуют ребята.
Ефимов быстро ест и, жестикулируя, о чем-то живо рассказывает доктору. Айболит подперев голову рукой внимательно и с интересом слушает. Изредка ему кивает.
— Ест, гад, сразу из двух тарелок.
— А сейчас, смотри, из кружки запивает. Наверное компот…
— Что же это они ему там такое дали, а? Вот гадство, повезло…
— Мало ты ему дал, Пашка, мало.
10. Второе отступление. Нелирическое…
Драться я вообще-то не люблю, хоть и приходилось не раз. Не чувствую я в этом никакого спортивного вкуса. Мне всегда жалко побежденного. Я и бокс-то поэтому бросил. Ни радости, ни счастья я не испытываю от этого дурацкого мордобойного соревнования. Но вот никак мимо не могу пройти, когда бьют или унижают слабого, особенно младшего. Ввязываюсь без размышлений — сильнее кто там меня или старше, неважно. Встреваю не задумываясь, почти всегда без оглядки на последствия. Чувство справедливости, во мне, родилось, говорят, гораздо раньше меня самого. Я с этим согласен, и не противлюсь этому.
И мне часто попадало, это само собой! И совсем не потому, что я слабее. Просто честного боя, как правило, обычно не получалось. Те, кто задирает слабого или любители драться трое на одного, они всегда, по сути своей, оказывались дерьмовыми пацанами. Поодиночке трусоваты, а вдвоем, втроем уж такими смелыми становились — дальше некуда. Вокруг таких, дерьмовых, почти всегда (от страха, наверное, за последствия) сколачивались «кодлы». Я это знал, но меня это не останавливало, да и не могло остановить: я должен был противостоять — и все. Пружина такая во мне срабатывала. Часто шли стенка на стенку, куча на кучу. Кто сколько, в общем, пацанов мог собрать. Бились и палками, и кастеты применяли… Но это очень редко. Потом ведь за это нужно было отвечать, причём, на полном серьёзе.
Откровенно говоря, драться по-крупному, стенка на стенку, с палками или кольями, мне, например, приходилось не очень часто. Но, если надо, я не избегал, стоял до конца. Уж и не знаю, с чего там пошло, но ходила среди пацанов в городе, в трех его правобережных поселках, молва о моей справедливости и бесстрашии. Наверное, поэтому мне чаще приходилось мирить ребят или определять справедливое наказание обидчику, чем драться. Я это видел и понимал, но гордости не испытывал. На это мне было на-пле-вать. Важно было только одно, чтобы вокруг всё было по честному и справедливо. Каждому обидчику я обязательно должен был сказать, что он дерьмо. Как говорится, невзирая на лица, и на последствия. Это был такой своеобразный стиль жизни.
Удивительная, но реальная история событий произошла в жизни военного оркестра.Музыканты, как известно, народ особенный. Военные музыканты в первую голову. А какую музыку они исполняют, какие марши играю! Как шутят! Как хохмят! Как влюбляются Именно так всё и произошло в одном обычном военном оркестре. Американка Гейл Маккинли, лейтенант и дирижёр, появилась в оркестре неожиданно и почти без особого интереса к российской маршевой музыке, к исполнителям, но… Услышала российские марши, безоговорочно влюбилась в музыку и исполнение, и сама, не подозревая ещё, влюбилась в одного из музыкантов — прапорщика, но, главное, она увидела композиторский талант у пианиста Саньки Смирнова, музыканта-срочника.
Узнав о том, что у одного из советников депутата Госдумы есть коллекция дорогих художественных полотен, вор в законе, смотрящий, Владимир Петрович, даёт своим помощникам задание отобрать её. Советника депутата похищают, за большие деньги из тюрьмы доставляют специалиста «медвежатника», отбывающего серьёзный тюремный срок. «Бойцы» Владимира Петровича проникают на территорию коттеджа советника, картины увозят. Оставшийся в живых охранник, не может объяснить, почему он открыл ворота, и что было за «пятно», которое въехало или вошло на территорию.
«Время «Ч», или Хроника сбитого предпринимателя» — это масштабная картина мятежной и темной страницы в нашей истории — периода так называемой «перестройки». На фоне глобальных разрушительных процессов разворачивается непростая судьба обыкновенного советского человека, инженера, безоглядно включившегося в перестроечные процессы. В романе точно и проникновенно передана атмосфера этого периода, описаны метания предпринимателя, взлеты и жестокие падения, любовные перипетии, сомнения, его отчаянная попытка сохранить честь и достоинство в беспринципном и жестоком мире.
Новая книга Владислава Вишневского «Вдохновение» – это необыкновенная история о группе молодых, безумно талантливых, но никому не известных музыкантов из провинциального поселка Волобуевск. Однажды музыкантам выпадает уникальный шанс заявить о себе – принять участие во всероссийском джазовом музыкальном конкурсе, объявленном неким австралийским миллиардером. Именно с этого момента жизнь каждого из них – не только музыкантов, но и австралийского миллиардера – кардинально изменилась и наполнилась новыми впечатлениями, любовью, неожиданными взлетами и падениями.Автор повести "Вдохновение" Владислав Вишневский – известный писатель и сценарист, автор десятка книг, в том числе экранизированного романа «Национальное достояние», сериал по которому вышел на экраны российского телевидения в 2006 году.
О том, как в наши дни, в России, в городе Москве, выброшенный из привычной деловой и социальной среды человек, мужчина 45–50 лет, с хорошим образованием, проходит через ряд необычных для себя обстоятельств: приобретает друзей, поддержку олигарха, становится «опекуном» (по роману – телохранителем мальчугана, у которого «папа сидит на нефтяной задвижке»). «Поднимает» богом и людьми забытую свою родную деревню… Избавляет её от пьянства, разрухи в головах…В романе и язык общения соответствующий, и песни, смех, и слёзы, и юмор, и… бандиты, и танцы у костра… и поездка с детьми в Москву в педагогическую академию, и налёт МЧС, и…Не только человек нашёл себя, но и деревня, люди.
Мало кто сомневается в силе и мощи нашей Армии. А уж в будущем-то… Но и сейчас, как и завтра, главной основой её являются военнослужащие: солдаты, прапорщики, офицеры… Люди в самом расцвете сил и способностей. И каких сил! Каких способностей!! И скрытые уникумы среди них есть, и неоткрытые таланты, и… Кроме, естественно, умения и навыков владения военной профессией. Об этом знают командиры, гордятся своими войсками, подразделениями… Так же, гордясь, полковник Ульяшов, заместитель командира по воспитательной работе, неосторожно — на следующее утро горько сожалея! — дал «слово офицера» своим старым товарищам, тоже полковникам, но вертолётчикам, что его полк запросто победит прославленный ансамбль вертолётчиков уже через месяц.
В предлагаемый сборник включены два ранних произведения Кортасара, «Экзамен» и «Дивертисмент», написанные им, когда он был еще в поисках своего литературного стиля. Однако и в них уже чувствуется настроение, которое сам он называл «буэнос-айресской грустью», и та неуловимая зыбкая музыка слова и ощущение интеллектуальной игры с читателем, которые впоследствии стали характерной чертой его неподражаемой прозы.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Макар Мазай прошел удивительный путь — от полуграмотного батрачонка до знаменитого на весь мир сталевара, героя, которым гордилась страна. Осенью 1941 года гитлеровцы оккупировали Мариуполь. Захватив сталевара в плен, фашисты обещали ему все: славу, власть, деньги. Он предпочел смерть измене Родине. О жизни и гибели коммуниста Мазая рассказывает эта повесть.