Кир Великий - [18]

Желая положить конец расколу среди союзников, а особенно покончить с Египтом, Навуходоносор вновь двинулся в поход. Свой штаб он опять расположил в Ривле, но какое-то время колебался: продолжать ли наступление до моря и расправиться с финикийским городом Тиром, или не отвлекаться на второстепенные задачи и устремиться на юг, чтобы проучить египтян? А может быть, окончательно разделаться с самыми надоедливыми, с этими иудеями и их ненормальным царем? Навуходоносор направил часть армии на осаду Тира, а сам стал обдумывать, как лучше взять Иерусалим.

«Царь вавилонский остановился на распутье, при начале двух дорог, для гадания; трясет стрелы, вопрошает терафи-мов, рассматривает печень»[26]. Все оракулы предупреждали царя Вавилона, отговаривая его от нападения на Иерусалим. Но и аммонитяне, и моавитяне единодушно заявили, что иудеев покинул их бог за их грехи. Навуходоносор решил начать наступление на Иерусалим лишь после того, как во сне увидел архангела Михаила, покровителя евреев, со связанными руками и в полном изнеможении.

И все же царь вавилонский не был спокоен. Считая, что лично для него будет более безопасным не выдвигаться в первые ряды наступающих, он поручил взятие города лучшему своему полководцу Навузардану.

Получив подкрепление от многочисленных соседей, располагая достаточными запасами провизии и оружия, жители Иерусалима спокойно наблюдали, как вавилоняне окружают их город, убежденные, что смогут продержаться до прихода войск фараона, так как у всех в памяти было поражение ассирийского царя Синаххериба.

Согласно иудейской легенде, Навуходоносор интересовался сутью верований евреев. Пока войска вавилонян брали Иерусалим в осаду, он просил израильских мудрецов, входящих в Великий суд, еще раз посетить его для беседы вне стен города. Надеясь заслужить таким образом милость к плененным ранее штурма, а может и снятие осады, суд согласился на встречу с вавилонским царем. Надев парадные одежды, мудрецы и ученые явились в лагерь Навуходоносора. Их приняли с почетом и усадили напротив царя. Тот попросил зачитать и прокомментировать Святое писание Моисея. И суд пошел навстречу пожеланию царя халдеев. Но когда читавшие дошли до тридцатой главы книги Чисел, стиха второго и последующих, Навуходоносор впал во гнев. Он велел мудрецам встать со своих сидений и сесть прямо на землю. При этом кричал: «Так это вы освободили Седекию от его обетов, мне данных!» Вавилонянину показалось, что текст, прочитанный мудрецами, оправдывает невыполнение всех обетов: «Если женщина даст обет Господу, и положит на себя зарок в доме отца своего, в юности своей… И услышит отец обет… и запретит ей, то все обеты ее и зароки, которые она возложила на душу свою, не состоятся и Господь простит ей, потому что запретил ей отец ее». Не символизирует ли эта загадочная женщина народ Израиля, а отец — не символизирует ли он Бога, чью волю сформулировал суд? Мудрецы вернулись в Иерусалим, и кольцо осады вокруг города замкнулось.

Фараон Алрий стремился выполнить союзнические обязательства по отношению к иудеям. Он двинулся по дороге на север. Халдейский полководец Навузардан тотчас решил снять осаду с Иерусалима и выступить против египтян.

В лагере иудеев царила радость. Вавилоняне потерпели поражение, теперь иудеи могли выйти из стен города, закупать продукты, вернуться к мирной жизни. Седекия ликовал вместе со своим народом… Но хотели ли египтяне добиться спасения Иерусалима? Направлялись ли они для защиты иудеев, не было ли у них других намерений в отношении этого региона? А главное: не забыли ли они битву при Мегиддо, когда славный царь Иосия героически пытался перегородить им дорогу? Если египтяне прогонят халдеев и освободят Иерусалим от вавилонского ига, не захотят ли они навязать свои законы Иудее? Не повторится ли еще один эпизод борьбы между вавилонянами и египтянами? Не была ли готовящаяся битва подобна той, что разгорелась под Каркемишем, подобна тем, что вели между собой более тысячи лет тому назад фараоны, строители пирамид, и шумерские цари, возводившие культовые башни, зиккураты?

Иеремия не был из тех, кто радовался надежде, воодушевлявшей народ Священного города. «Не обманывайте себя, говоря: «непременно отойдут от нас халдеи», ибо они не отойдут. Если бы вы даже разбили все войско халдеев, воюющих против вас, и остались бы у них только раненые, то и те встали бы, каждый из палатки своей, и сожгли бы город сей огнем». И, чтобы покончить со всякой надеждой, пророк сказал: «Войско фараоново, которое шло к вам на помощь, возвратится в землю свою, в Египет»[27].

Вавилонская армия еще не дошла до Газы, когда стало ясно, что генерального сражения не будет. Египтяне не проявили настойчивости и отступили к своим границам. Стоило ли спасать иудеев, если Египту угрожала кровавая битва с огромными потерями, а в случае поражения — захват его халдеями? Таким образом, перед войсками Навузардана осталась невыполненной одна задача: вернуться в Иерусалим и покончить там со всяким сопротивлением.

Иеремия продолжал предсказывать несчастья, подрывая моральный дух осажденных. Сторонники сопротивления любой ценой, иудейские военачальники пожаловались царю Седекии на поведение пророка: «Да будет этот человек предан смерти, потому что он ослабляет руки воинов и всего народа». Иеремию привели к тем, кто его осуждал, и они бросили его в яму, наполненную нечистотами. Он там мог погибнуть, но придворный евнух спас его. Едва избегнув гибели, Иеремия опять стал умолять окружающих покориться вавилонянам.