Киоко - [5]

На нее было больно смотреть. Не то чтобы девушка сильно переживала, но, как бы это сказать, у нее была сила воздействия на людей. Коллеги часто говорили, что, глядя на японцев, совершенно невозможно понять, о чем они думают, но это неправда. Во всяком случае, Киоко была совершенно другой. Мне, например, было достаточно, чтобы она взглянула на меня с веселой улыбкой, и я уже чувствовал себя невероятно счастливым, и, напротив, если казалось, что она сердится, пусть лишь одно мгновение (это случилось всего раз), у меня возникало ощущение, что я совершил по отношению к ней что-то ужасно неправильное. А когда у Киоко был грустный вид, то для окружающих это было подобно концу света.

Вдруг в той танцевальной студии, куда мы направлялись, никто никогда не слышал о Хосе, что тогда? У меня лично не было никакого желания видеть выражение лица Киоко в тот момент. Вот почему я хотел высадить ее у дверей студии и сразу же отправиться к Джоан.

Я не хотел бросать девушку, но мы договорились о поездке в оба конца. И, хотя я ее немного надул (обычный тариф — шестьдесят долларов в час), но мы попали в пробку в тоннеле, и на всю поездку ушло почти три часа. Поэтому, утешал я себя. Господь не будет слишком на меня гневаться. Как же я ошибался…

Джоан отменила нашу встречу. У ее матери случился приступ. Я не настаивал, против таких аргументов не пойдешь, но можно представить, как я был разочарован. Забавная сцена: в лимузине «суперстрейч» тридцатидвухлетний, начинающий лысеть чернокожий шофер и миниатюрная японочка двадцати одного года от роду, только что приехавшая в Нью-Йорк. Оба молчат, настолько придавленные судьбой, что потеряли всякое желание говорить о чем-либо.

Была уже ночь, когда мы наконец вернулись на Манхэттен. Мне было тяжело сделать это, но перед отелем «Челси» я сказал Киоко:

— Сожалею, но могу отвезти тебя только до студии, мне нужно поставить лимузин в гараж.

— Я понимаю, — ответила Киоко.

Она выглядела совсем маленькой, когда сидела вот так, плотно прижав друг к другу коленки и съежившись на заднем сиденье автомобиля.

Дальше все пошло еще хуже. Перед танцевальной студией был установлен пожарный гидрант, поэтому я припарковался немного в стороне. Дом Джоан был как раз напротив, и у меня возникло какое-то неприятное предчувствие. Я подумал, что не хотел бы сейчас с ней встретиться, увидеть, как она бежит в траурном одеянии и рыдает, как безумная, нет уж, благодарю. Киоко вышла из лимузина, сказала «спасибо», думая, что тут мы и расстанемся. Я сказал:

— Постой, я провожу тебя.

И она улыбнулась, обрадовавшись. Тронутый ее радостью, я почувствовал, как мои плотно сомкнутые челюсть разжимаются, и как раз в этот момент я заметил Джоан, совсем рядом. Мое дурное предчувствие, собственной персоной, стояло на противоположной стороне тротуара. Приступ эмболии у матери оказался наглой ложью. Джоан была в мини-юбке, и у нее было свидание с другим, вот так-то. С белым, естественно. Я испытал не столько досаду, сколько полное бессилие: я попался, как юнец, если бы она меня увидела, если б наши взгляды встретились, я был бы совсем раздавлен, поэтому скрылся с Киоко в тень автомобиля. Я сказал

Киоко:

— Та девушка — это Джоан.

Когда тебе очень плохо, полезно поговорить с кем-нибудь. А весело, если получится, — еще полезнее. Это одна из истин, которую я постиг еще мальчишкой.

— У меня было назначено свидание с ней на сегодняшний вечер, она соврала мне, что у ее матери приступ, и вот она с другим. Подумай, какая дрянь!

— Это твоя подружка? — спросила Киоко.

— У меня раз было с ней свидание, и знаешь, что на ней тогда было? Джинсы и кепка с надписью «Нью-Йорк», а сегодня, посмотри-ка, как она разоделась! А этот тип, нет. ты видела его машину? Фиолетовая «тойота»! В жизни не видел, чтобы у человека был такой дурной вкус.

Однако всегда нужно вовремя остановиться, когда кого-то ругаешь. Если с этим перестараться, потом чувствуешь себя подавленным. Джоан в своей мини-юбке села в фиолетовую «тойоту» и уехала вместе с дружком. Они даже поцеловались, садясь в машину. В губы. Я был опустошен. Я заметил, что снял фуражку. Снял машинально, когда прятался за машину. Форменная фуражка шофера привлекает внимание. Она похожа на головной убор летчика, полицейского или военного, но на самом деле — жалкая их копия. Я, конечно, снял фуражку бессознательно, чтобы Джоан не узнала меня, но мне самому стало от этого противно.

— Какая все-таки дрянь эта Джоан, — повторил я, повернувшись к Киоко. — Как можно так врать? В любом случае, мне такая девица не нужна, это ведь значит прямиком отправиться в ад: соврать, что у твоей матери приступ, нет, не стоит так безобразно лгать.

Направившись в сторону танцевальных курсов, Киоко сказала:

— Я бы так не смогла. Мои родители умерли, когда я была маленькой, поэтому я не смогла бы сказать такого.

Я замер. Невероятно, подумал я. Господь рассердился на меня за то, что я пытался выманить сто восемьдесят долларов у этой девочки, и он использовал Джоан, чтобы меня наказать.

— У вас есть на курсах танцор по имени Хосе Фернандо Кортес? Кортес, К. О. Р. Т. Е.С.