Киносценарии и повести - [39]

- Пора оттохнуть, торокая, - седой элегантный Отто уже с минуту как закончил говорить со своим Гамбургом и стоял в дверях, наблюдая, а когда дама ввинтилась в спираль истерики, приблизился.

- Пошел вон! - отбивалась дама. - Не трожь! Я знаю: меня уложишь, а сам! - и ткнула в Нинку указательным. - Угадала?! Ну скажи честно: угадала?!

- Да не дам я ему, успокойтесь, - презрительно возразила Нинка. - Я Сережу люблю!

- Итемте, итемте, милая, - Отто уводил-уносил сопротивляющуюся, кривляющуюся даму наверх, в мансарду, а Нинке кивнул с дороги, улучив минутку: - Комната тля гостей. Располагайтесь.

Нинка проводила их мутноватым взглядом, налила коньяку и, выпив, сказала в пустоту:

- Все равно вытащу. Подумаешь: Иерусалим!..

Они чинно и молча завтракали на пленэре. Что по Нинке, что по даме вообразить было невозможно вчерашнюю сцену у камина.

- Also, - сказал Отто, допив кофе и промакнув губы салфеткою, извлеченной из серебряного кольца. - Я оплачиваю бизнес-класс то Иерусалима, тва бизнес-класса - назад. И тве нетели шисни по! - прикинул в уме !тшетыреста марок в тень. Фам твух нетель хватит?

Нинке стало как-то не по себе от столь делового тона: получалось, что ее нанимают для определенной унизительной работы. Тем не менее, Нинка кивнула.

Дама заметила ее смятение, попыталась поправить бестактность мужа:

- Знаешь, девочка. У нас довольно старый и хороший род. И я совсем не хочу, чтоб по моей вине он прервался. Если ты! если ты вытащишь Сережу ты станешь самой любимой моей! дочерью.

Отто переждал сантименты и продолжил:

- Я ету в Санкт-Петербург и захвачу фас. Сфотографируйтесь на паспорт фот по этому атресу, - написал несколько слов золотым паркером на обороте визитной карточки, - тоштитесь снимков и савесите мне в офис, - постучал пальцем по лицевой стороне. - Там же фам перетатут и билет на "стрелу". У фас тостаточно тенег? - полез во внутренний карман.

- Денег? - переспросила Нинка с вызовом. - Как грязи!

- Отшень хорошо, - спрятал Отто бумажник.

В Москве Нинка буквально не находила себе места, ожидая вестей, опасаясь, что прежде, чем удастся уехать, появится на горизонте Арифметик, обозленный бегством былого приятеля в недосягаемые места, приятеля-предателя, перенесет ненависть на нее. Нинка почти даже перестала ночевать дома, меняла, как заядлая конспираторша, адреса: подруги, знакомые, дальние родственники, - оставляя координаты одной бабульке.

Ночной звонок перебудил очередной дом, где Нинка нашла приют.

- Девочка, милая! - мать Сергея, не пьяная, несколько разве на взводе, расхаживала по пустой ленинградской квартире с радиотелефоном у щеки. - Тебе почему-то отказали в паспорте. Не знаю! Не знаю! У Отто это первый случай за восемь лет. Подожди. Подожди. Успокойся. Возьми карандаш. Двести три, семь три, восемь два. Записала? Николай Арсеньевич Ланской. Это сережин отец. Он работает в МИДе. Сходи к нему, договорились? Я могла б ему позвонить, но боюсь: только напорчу. Да, вот еще! Я очень прошу не брыкаться и не обижаться, мы ведь уже почти родственницы: я послала тебе кой-какую одежду. Поверь: сейчас это тебе необходимо. Пообещай, что не станешь делать жестов: получишь, наденешь и будешь носить. Обещаешь, да? Обещаешь?..

Лощеный скромник-демократ, какие за последнее время нам уже примелькались в интервью и репортажах программы "Вести", стоял у МИДовских лифтов, намереваясь высмотреть Нинку и составить впечатление о ней прежде, чем она заметит, узнает, расшифрует его.

Судя по ее внешности, жестов Нинка не сделала: дорогое, элегантное платье сидело на ней так, словно никогда в жизни ничего ниже сортом Нинка и не нашивала. Она явно переходила в очередной класс, а, может, через один и перепрыгивала.

Наглядевшись, Николай Арсеньевич приблизился, и надо было видеть, с каким невозмутимым достоинством подала ему Нинка руку для поцелуя.

Они вышли на улицу, под косое предвечернее солнце. Тут же зашевелилась, двинулась к подъезду "Волга" 3102, та самая, что подобрала Нинку на ночном шоссе пять недель - целую жизнь! - назад.

- Беда в том, - сказал Николай Арсеньевич, - что я не смогу помочь вам с документами. Честнее так: не мне вам помогать, потому что как раз я приложил все усилия, чтобы разрешение на выезд дано вам не было. И буду прикладывать впредь.

Нинка посмотрела на вельможу долгим взглядом, жлоб же водитель долгим взглядом посмотрел на Нинку: сперва он не мог поверить глазам и пару раз даже мотал головою, словно гнал галлюцинацию, но в конце концов все же утвердился во мнении, что это - та самая.

- В истерике, по-мальчишески, - отвечал вельможа на безмолвный нинкин вопрос, посредственно для дипломата скрывая возбуждение, которое генерировала в нем сексапильная фигурка, - но Сергей несколько лет назад выбрал на мой взгляд одну из самых удачных возможных карьер. И я как отец (со временем и у вас, не исключено, появятся дети!) просто обязан помочь ему не сорваться. Когда в лавре из-за вас начался скандал, я предпринял все возможное, чтоб удалить Сергея в Иерусалим. Не надо смотреть на меня с ненавистью - Сергей попросил сам. Бежал от вас он - я ему только помог. Простите, я, вероятно, неточно выразился: не от вас - от себя. И я его, - улыбнулся двусмысленно, - теперь понимаю. Но согласитесь: нелепо будет, если сейчас, ему вдогонку!