Киносценарии, 1982. Второй выпуск - [51]

Седьмой «Б» отправился собирать тысячеголовку. Есть такое растение в нашей степи, низенькое, хрупкое, со множеством веточек, и по сиреневому цветочку на каждой веточке.

Поехали на школьном грузовике. С ними была и наша практикантка. Шумно было, весело, кто-то пел, правда, не из числа школьников — транзисторный певец.

За рулем Самади, рядом — Улугбек, завистливо наблюдавший за движениями учителя.

— А знаете, я после восьмого уйду, — заявил он вдруг. — Работать буду.

— Тебя что, наша школа не устраивает?

— Почему же, наша школа хорошая, но из меня ничего не получится.

— Ну ты это брось, Улугбек.

— Нет, правда. Мне трудно учиться. А вот трактор водить уже давно умею. Отец научил. Только документы нужны.

Их с криками обогнала четверка развязных парней-мотоциклистов. Один из них решил покрасоваться перед школьниками, резко прибавил газ, поднял переднее колесо и поехал на заднем.

— Дурачится, — оказал Улугбек. — Мотоцикла не жалко.

Через несколько секунд мотоциклисты исчезли за поворотом.

— Ты все же не спеши, Улугбек. — Самади опять вернулся к прежнему разговору. — Кстати, почему тебе дали такое имя? Отец так назвал?

— Мамин брат. Тот, который в городе. Отец собирался дать мне совсем другое имя — Ташпулат. Просто не захотел дядю обижать. А вообще, какой из меня Улугбек? Лучше был бы Ташпулатом… Знаете, у меня есть младший брат, в пятом учится. Вот у него голова! Даже мне помогает. Вот он обязательно должен учиться в городе, а мы с отцом будем ему помогать. А отцу новый трактор дали, сильный такой!.. Председатель и мне обещал трактор, как только подрасту. Однажды за отца два рейса сделал. Я и машину умею водить… — Паренек с надеждой посмотрел на Самади.

Тот, не ответив, остановил машину, крикнул:

— Слезайте, ребята! Встретимся вон за тем холмом, у родника. Тысячеголовку от полыни различить сумеете?

— Сумеем! — дружно прозвучало в ответ.

— Ищите с солнечной стороны. Ладно, мы сами вас встретим там! Ну-ка, Улугбек, садись на мое место!

Улугбек был просто счастлив. Миг спустя машина тронулась и понеслась по ровной степной дороге к горам.

Грузовик до самых бортов был нагружен снопами тысячеголовки. А ребята все таскали и таскали снопы, которые Самади аккуратно укладывал. Справившись с очередной партией, ловко спрыгнул с кузова и — такой бодрый, веселый я решительный! — взял серп, взмахнул им над головой, словно полководец перед наступлением…

Неподалеку от родника, у домика табунщика, пир был в самом разгаре. Пировала четверка мотоциклистов, что обогнала школьников.

— Давайте на лошадях покатаемся! — вдруг предложил курчавый парень.

— Нельзя, наверно, — нерешительно возразили ему.

Но тот уже пошел к загону, где стояли лошади. Поднялся на верхний брус загона и плюхнулся на круп одной из кобылиц. Лошадь испугалась, поднялась на дыбы. Парень не смог удержаться и упал на кучку свежего конского навоза. Раздался смех. Курчавый зло посмотрел на товарищей, и те умолкли. Тогда он процедил сквозь зубы:

— Ах, еще брыкаться будешь, зараза! Я тебе покажу!..

Он снова направился к лошади. Она отпрянула в сторону.

— На, возьми, — один из парней протянул уздечку и шапку, наполненную доверху ячменем. — Ты по-хорошему попробуй!

— Не учи, сопляк! — огрызнулся курчавый, но шапку и уздечку взял.

Кобылица не устояла при виде корма, подошла. Парень заманил ее так, что она повернулась крупом в самый угол загона. Дал ей немного полакомиться, затем ловко сунул ей в рот мундштук и крикнул:

— Принесите ведро и веревку!

Принесли ведро с водой.

— Да вылей ты воду, болван! — рассердился курчавый. — Держите за уздечку.

Двое парней перелезли через забор и стали по обе стороны лошади, крепко держа за уздечку. Курчавый не спеша вышел из загона, взял ведро и веревкой стал привязывать его к хвосту кобылицы.

— Может, не надо?

— Ничего, не умрет, — весело ответил курчавый. — Малость попугать можно.

Самади поднялся на высокий холм и увидел там Улугбека, сидевшего перед белым шатром. Стражи не было, слуги были заняты лошадьми и мулами. Они вроде даже не заметили, как Самади прошел мимо них, сам Улугбек тоже не удивился. Губы его тронула грустная усмешка, и он спросил, показывая на серп в руках Самади:

— Ты уже пришел?

— Нет, что вы?.. — Самади поспешил спрятать серп.

— Знаю, знаю… — по-царски широко засмеялся Улугбек. — Ты не похож на убийцу. Садись.

Самади продолжал стоять.

— Вы бы лучше остались в Самарканде, — сказал он.

Улугбек вздохнул:

— Нет. Трудно быть владыкой — одни только сомнения. Никто тебе не скажет правды, помрешь, так и не узнав, кем же ты все-таки был. Отобрав трон, они мне открыли глаза. Я обрел свободу, хочу теперь увидеть другие земли, народы…

— Вам надо спешить, султан, — сказал Самади.

— Ты прав. Нужно до сумерек перейти перевал. Стражу нам не дали. Да и зачем она мирным паломникам? А эти не отказались от меня, — Улугбек показал на своих людей, — потому что знали меня не как султана, а просто как человека по имени Мухаммад Тарагай Улугбек, который, как и они, всю жизнь хотел постичь себя, но ему мешали, хотел добра, а творил зло. Мог бы жить у Абдул-Латифа, все же он мой сын, плоть от плоти моей. Но он теперь царь, пришлось бы мне склонить свою седую голову. Не могу я жить согнутым. И шею свою склонить не хочу, даже и под мечом… — Улугбек поднялся: — Нам пора. Прощай, человек!