Киносценарии, 1982. Второй выпуск - [45]

В классе Самади сообщили:

— У Улугбека руки грязные. Он их не моет.

Самади подошел к Улугбеку.

— Я их мою, — сказал Улугбек, держа перед собой большие натруженные руки. — Не смывается.

— Смотрите, какие черные, — брезгливо сказала девочка-всезнайка.

— Отцу помогаю, — сказал Улугбех. — Ему опять дали старый трактор. Каждый год одно и то же. Вот если бы дали новый, голубой, вот тогда другое дело!..

— Мой глицериновым мылом, а то растрескаются, — сказал Самади. — Садись, Улугбек.

— Может, я уйду? — спросил Улугбек. — Вдруг к нам комиссия зайдет.

— К нам вряд ли зайдут, — успокоил Самади.

— Чего бояться, пускай бы зашли! — это Бабур подал голос.

— К нам еще никогда не заходила комиссия, — сказал кто-то чуть ли не с обидой.

Самади постоял в раздумье, потом круто повернулся и вышел из класса.

…Несколько секунд он постоял возле двери, из-за которой слышался уверенный голос Акбарова: «…Источники мало о чем говорят, может, он и не знал, что за ним скачут убийцы. Не успел Улугбек доехать до перевала, как они настигли его…» Потом направился в учительскую. Там сидела девушка лет двадцати трех, видимо, из комиссии.

— Извините, я хотел бы пригласить вас в мой класс.

Та молча встала.

Для «комиссии» не оказалось места. Правда, рядом с Махмудовой пустовало одно место, но комиссию обыкновенно сажали за последнюю парту.

— Улугбек, пересядь к Махмудовой.

Тот молча отказался. К Махмудовой пересел Ахмад. Девушка из комиссии села рядом с Улугбеком. А он, бедный, застыл от смущения и сунул замасленные руки под крышку парты.

Самади взял таблицу и повесил на доску. И тут раздался крик Махмудовой. Самади резко обернулся. На полу возле его стола сидела огромная лягушка.

Ребята дружно повернули головы к «комиссии» — девушка была бледна, как мел. Один Бабур был серьезен, пожалуй, слишком серьезен, чем и выдавал себя.

— Ты боишься лягушек? — спокойно спросил Самади.

— Н-нет…

— Зачем тогда так громко кричать? Это же обыкновенная лягушка.

— Из класса земноводных или просто амфибия, — сказал Бабур с тем же серьезным видом. — Обитает практически во всех районах земного шара, во всех водоемах.

— В водоемах, а не в классе! — Махмудова уже пришла в себя.

— Это правда, — сказал Самади. — Потом, кажется, их в Антарктиде и в Арктике не встретишь. Бабур, вынеси, пожалуйста, амфибию. Только живьем отпусти.

Бабур проворно поймал «амфибию» и, держа ее бережно, направился к выходу. Тут открылась дверь и в сопровождении завуча вошла серьезная дама лет сорока пяти. Самади увидел, что девушка из комиссии растеряна — видимо, дама была старшей и девушка ее немного побаивалась.

— Здравствуйте, — сказал Бабур даме и завучу, показал лягушку и вполне серьезно объяснил: — В живой уголок.

Класс ничем не выдал его. Все уже поднялись за партами, включая и девушку.

— Выбор не очень удачный, — заметила дама. — Надо было с хозяйственным уклоном.

— У нас есть кролики, кроме того, думаем создать собственную птицеферму, — ответил завуч с готовностью. — Председатель колхоза обещал помочь.

— Здравствуйте, — сказала дама классу. — Садитесь. Начинайте, товарищ…

— Самади, — подсказал завуч.

— Начинайте, товарищ учитель. — Дама гордо не приняла его помощи.

Она с трудом втиснулась на место Бабура. Хотела было убрать его портфель и вздрогнула — из портфеля высунулась головка — точь-в-точь змеиная. Головка часто моргала, а змеи, как известно, не умеют моргать. Дама пришла в себя и бесстрастным взглядом показала на портфель завучу, который, потеснив двоих, сидел позади:

— В живой уголок.

Завуч взял портфель и тихонько вышел из класса.

— Начинайте, товарищ учитель.

Самади не понравился ее тон, поэтому он решил сказать по-своему:

— Продолжим наш урок…

Повесил на доску таблицу. Услышал скрип половиц — дама уже была на ногах и ходила взад-вперед по проходу.

— Пожалуйста, садитесь, вы мне мешаете.

Та метнула на него удивленный взор, но села. Наступила тишина, урок начался.

После уроков собрались в учительской.

— Начнем с вас, товарищ Акбаров, — сказала дама. — Вы преподаете историю. Хотелось бы знать мнение товарищей о ваших уроках.

Встал один из членов комиссии, мужчина лет сорока.

— Акбаров неплохой историк, Лола Абдурахмановна, — сказал он. — Предмет свой он, конечно, превосходно знает, но…

— Что «но»? — перебил Акбаров.

— Я хотел сказать, что ты немного увлекаешься, Салих…

— Чем? — спросила дама.

— Видите, Лола Абдурахмановна, он увлекается… историей.

— Надеюсь, я ее не извращаю? — опросил Акбаров.

— Нет, не в этом дело… Ты ведешь себя, как старый и очень упрямый профессор, который изматывает своими знаниями и себя и других. Ты не должен забывать, что здесь сельская школа, а не университет. Разумеется, конспектов к лекциям ты не делаешь, но есть оплошности и в журнале. Вместо записи об истории Афин записано: «Проведены раскопки местного кургана».

— Правильно, так и есть!

— Я понимаю, вещи такого порядка тоже полезны, но в первую очередь необходимо соблюдать учебную программу, она у нас и так чрезмерно сжата. Правда, подобных записей мало, журнал, в основном, заполнен правильно и…

— И фиолетовыми чернилами, — ехидно вставил Акбаров.

— А что нашли во время раскопок? — спросила Лола Абдурахмановна. — У вас был открытый лист?