Киноповести - [5]

Ее рука разжимается. На пол падает маленький браунинг.

Семен поправляет волосы, наклоняется, поднимает браунинг. Рассматривает его. Слышно, как плачет, громко всхлипывая, Ольга.

На браунинге серебряная табличка:

«Красноармейцу О. Бобылевой за борьбу с контрреволюцией. Командование 2-й стр. бригады».

Семен наклоняется над плачущей женщиной.

— Вон!.. Пошел вон, — кричит Ольга и резко поднимается. — Чего лезешь!

И снова падает, всхлипывая.

— Какое… вам… дело…

Ее тело содрогается от рыданий. Семен оглядывается. Подходит к столу, застланному рваной газетой. На нем лежит небольшой листок бумаги:

«Товарищи, никто не виноват в моей смерти, кроме меня самой. Ольга Бобылева».

Это написано неровными, расползающимися в разные стороны буквами. Семен опускает браунинг в карман, затем рвет записку и отдает клочки Ольге.

— На. Выбрось и забудь.

Выйдя в коридор, он сталкивается с отскочившим от двери Красовским.

Замешательство с обеих сторон.

С е м е н. Товарищ Красовский?

К р а с о в с к и й (растерянно). Нет, то есть да… я самый.

С е м е н. Я, кажется, вас ударил?

К р а с о в с к и й (отдергивает руку от ушибленного лба). Нет, что вы… Это у меня так…

С е м е н. Ага… (Пауза. Внимательно смотрит на Красовского.) Ну, товарищ, проводите меня на шахту.

И не оглядываясь идет по коридору, Красовский плетется за ним.

Вдалеке в дымке пара видны высокие копры. Нескончаемые поезда с углем, перерезающие Долгуши, то и дело преграждают нам путь. Слышно, как низкий гудок какой-то дальней шахты подхватывается остальными. Смена заполняет шахтные дворы. Тускло горят на дневном свету шахтерские лампы…

…Уголь сыплется с эстакад.

Жирный, черный уголь мощным потоком падает из бункера на платформы. Уголь поднимается по лентам сортировок, взлетает в лязгающих клетях и разбегается в разные стороны, груженный в маленькие вагонетки.

…Коренной штрек. Проносятся электровозы. Люди сторонятся, уступая им дорогу. Шахтеры, идущие от ствола, с белыми еще лицами и руками, встречаются со сменой, возвращающейся из забоя. У тех на сплошь черных физиономиях блестят только глаза и зубы.

…Уголь плавно поднимается по крутому уклону, а навстречу ему спускаются пустые вагонетки. На нижнем штреке с грохотом несутся партии. Коногоны сидят на вагончиках, низко пригнувшись, щелкают длинными бичами, гикают и свистят.

Все это мы видим вслед за идущим по шахте Семеном, в снятых с движения, наплывающих друг на друга кусках. Семен тоже успел уже стать совершенно черным. Он идет умело, по-шахтерски наклонясь вперед, склонив голову набок.

Проходит мимо лавы. Из нее появляются трое шахтеров. Матвей Бобылев — впереди. Иван и Петр, его братья, два одинаковых гиганта, — следом.

— Сколько? — окликает их кто-то из темноты.

— Девяносто, — с достоинством отвечает Матвей.

— Ого!..

Семен идет рядом и вместе с братьями выходит на коренной штрек.

— Как упряжка? — окликают Бобылевых.

— Девяносто, — самодовольно басит Петр.

Его черная лоснящаяся физиономия расплывается в улыбке. Мимо с грохотом проносятся партии угля.

Братья идут, неторопливо раскачивая свои громоздкие тела. Сложенные желонги — ручки и зубки — они держат в руках.

Возле уклона коногоны отпрягают и заворачивают лошадей.

— Арочь!

Конь послушно поворачивается, волоча за собой длинную цепь.

— Прими!

Лошадь подается назад.

— Ну, орлы, небось вагончиков восемьдесят за упряжку выдали? — спрашивает Бобылевых на уклоне десятник.

— Девяносто, — басит Иван.

— Арочь! Арочь, Макдональд!..

— Прими!

Крики коногонов несутся вслед Бобылевым и Семену, идущему с ними рядом.

Гонка партий на нижнем коренном вдруг прекращается. Слышна ругань. Аппарат проезжает вдоль остановившихся составов угля, вдоль людей, собравшихся кучками и усевшихся на рельсы. За поворотом несколько человек, пыхтя, пытаются поднять забурившуюся «козу» — открытую вагонетку, нагруженную крепежным лесом.

Она тяжела и не поддается. Люди ругают «козу», друг друга, «путя», жизнь. Вагонетку пытаются поднять то с одной, то с другой стороны.

Движение остановлено. Жирный уголь, наваленный в вагончики, недвижим.

Неожиданно разносится шепот:

— Хозяин… Хозяин…

Торопливой походкой, ссутулясь, с яркой технической лампой у пояса, приближается Чуб. Он не отвечает на приветствия шахтеров. Подходит к свалившейся «козе» и, нагнувшись, хватается за нее руками. Немедленно ему на помощь приходят все собравшиеся на повороте штрека.

Братья Бобылевы остановились в сторонке и, ухмыляясь, наблюдают за происходящим. Смотрит и Семен.

— Товарищ рудоуправляющий! — насмешливо говорит Матвей. — Что же вы тут свои руководящие силы надрываете? Вы бы лучше велели путя перестлать.

Чуб зло косится на него. Вмешивается Красовский.

— «Путя»! «Перестлать»! — передразнивает он. — Что вы понимаете в технике?.. Путя!

— Я все понимаю, — зло отвечает Матвей.

Тужась, покрикивая, люди поднимают «козу», но она снова валится набок.

Вспотевший Чуб, с черным блестящим лицом, наваливается плечом еще раз.

Братья Бобылевы хватаются руками за «козу».

Они делают вместе с Чубом еще одно усилие — и «коза» поставлена на место.

Свист бича, грохот — движение возобновилось…

Чуб кашляет, прислонившись плечом к стене. На черном лице Семена иронически поблескивают глаза.