Кино, вино и домино - [33]

– Опять какая-то гадость? Я ничего такого не знаю… – пожала плечами Печорина. – И вообще, мы уже должны смотреть отрывки из фильмов, которые я должна комментировать.

– Ну расскажите про туалетную историю! Ну пожалуйста! – кричали с задних рядов.

– Хорошо, в двух словах. Только для того, чтобы молодые знали, как мы жили! Правда, меня там не было, но мне рассказывали самые приближенные люди, – поднял бровь Сулейманов и сел в позу сказочника перед компанией детей. – Как известно, рядом с комнатой, где заседал Президиум ЦК, был только мужской туалет. Фурцевой нужно было идти в другой отсек, в женский. Так что если она уходила, то отсутствовала очень долго. После смерти Сталина на узком заседании членов Президиума ЦК Маленков, Каганович и Молотов решили выпереть Хрущева. Когда стало ясно, что решение подготовлено и присутствующие члены ЦК проголосуют его, Фурцева выскользнула в туалет. И бегом побежала в кабинет и обзвонила кого надо. В Кремль примчались, как теперь говорят, «силовики» и сказали, что поддерживают Хрущева… Так она спасла ему трон!

– А потом в благодарность он снял ее с должности, а когда она порезала из-за этого вены, сказал: «У нее просто климакс!» – грустно добавила Печорина. – Все, теперь будем смотреть отрывки из фильмов!

Ворк-шоп удался. Ольга даже зашла в интернетный зал и открыла в поисковике фотографию Фурцевой, которую прежде представляла грубым каменным истуканом. С монитора на нее смотрела красивая, грустная и очень собранная женщина.

На пляже почти никого не было. И только вернувшись к ужину, Ольга застала в холле у рояля Шиковского, травившего байки молодым фестивальцам.

– Тоска, Оля! После вчерашнего «замерло все до рассвета»! Комедия дель арте взяла выходной! Мы ездили по окрестностям. Диво дивное! Ты была на ворк-жопе Печориной? Наслушалась, что она самая великая артистка эпохи, а мы все – греческий хор при ней? – подмигнул Шиковский; он сидел в расстегнутой пестрой рубашке и шортах, пузатый, довольный, загорелый, брызжущий энергией.

– Да нет, все сосредоточилось на фигуре Фурцевой, – возразила Ольга.

– Фурцевой? Этой гнусной бляди, сначала закатавшей в могилы тысячи людей, а потом покончившей собой? – грозно спросил Шиковский, видно, у него были свои счеты.

– Мне ее лицо в Интернете понравилось… – ответила Ольга.

– Там и с лицом, и с фигуркой удалось. И походочка была ловкая. Но боже ж ты мой, сколько же она закрыла спектаклей и фильмов!.. Мика Таривердиев называл Катьку человеком трогательной безграмотности в области культуры. А Печорина ее небось хвалила. Печорину при Фурцевой снимали круглые сутки! Это ж были ее звездные часы. – Шиковский наклонился к Ольге, изображая, что может войти Печорина и услышать. – Печорина после смерти муженька тащила в постель все подряд, как снегоуборочная машина. А потом плакала на плече у Фурцевой, что на ней никто не женится. Изображала из себя пизду-сиротку! И при всей своей актерской неталантливости оказывалась убедительной!

Девчонки вокруг залились хохотом. Застенчиво подошли супруги Голубевы. Им очень хотелось послушать, но было неудобно встать рядом с великим Шиковским. Они присели за столик, и Голубев подозвал официанта жестом, сильно диссонирующим с его остальной пластикой.

Основная пластика супругов Голубевых извинялась: «Ничего, что мы среди такой изысканной публики?», а щелканье пальцев официанту предупреждало: «Если ты не подбежал ко мне до сих пор – у тебя большие проблемы!» Ольгу это заинтересовало, она знала, что в имидже деталь всегда больше целого.

– Может быть, что-нибудь заказать? – неловко спросил Голубев сразу всех и никого.

– Пожалуй, апельсиновый сок! Со льдом! Переведите ему! – бросил через плечо Шиковский.

Голубев аж засиял от доверия:

– А вам, Ольга, позволите что-нибудь?

– Нет, спасибо, сейчас ведь будем ужинать.

Сонный официант встрепенулся и забегал вокруг Голубева, как заведенный ключиком. Мгновенно поднес Шиковскому сок, тот выпил его через трубочку и, даже не кивнув Голубеву, продолжил трепаться.

Иерархически Голубев ощущал себя относительно Шиковского так же, как официант ощущал себя относительно Голубева. Только чаевые были в другой валюте. В этой валюте Шиковский должен был завтра за этот сок узнать Голубева в толпе фестивальцев и поздороваться с ним.

– Но лучше я вам расскажу, чем Печорина стала по-настоящему знаменита. – Краткость не была сестрой таланта Шиковского. – На одной съемке у нее был… легкий… перепих с артистом Строгановым. Помните его? Красавец мужик, донской казак, косая сажень в плечах. Съемка закончилась, все разошлись по своим домашним постелям. Сами понимаете, дело актерское!

Он подкрутил виртуальные усы, мол, мы много успеваем внутри задач, поставленных служением системе Станиславского.

– А через несколько лет опять попадают в один фильм. Он уже начал пить, а Печорина пошла в гору как симпатизантка Фурцевой. Приезжает Строганов на съемочную площадку, а Печорину гримируют… волосы делают. А жарко, гример прямо под открытым небом работает. Строганов подходит и нагло так: «Танька, привет! Сколько лет, сколько зим!» Печорина сдержанно кивает. Он говорит: «Ты чего, зазналась? Забыла, как мы с тобой на том фильме ночки сладкие проводили?» Печорина покраснела, молчит. Тут народ подтягивается, понимает, разборкой пахнет. Артисты драматургию спинным мозгом чуют! Строганов: «Да я тебя тогда и так, и эдак! И туда, и сюда! Чего ты теперь из себя королеву строишь?» Печорина молчит. А тут уже вся съемочная группа собралась, ждет кульминации. Строганов: «Да если бы я тогда захотел, ты б за мной бегала как девочка!» Печорина оборачивается к собравшейся толпе, показывает свой мизинчик и говорит: «Хуек-то во, а разговоров…» Ну и все! Убила наповал! Народ так ржал, что просто в кустах катался. Съемку на полдня задержали. И с тех пор, куда бы Строганов ни приходил, все за спиной шептали: «Хуек-то во, а разговоров…» Он и спился быстро… Вот какая змея!