Ким Филби - [92]

Многочисленные попытки всех последних лет пробить идею создания квартиры-музея Филби — больная для нас с Руфиной Ивановной тема. Пробовали и так и этак, через руководство родной Службы и даже через аппарат правительства. Все высокопоставленные лица вроде бы «за», но на практике всё упирается в бюрократическую волокиту. На чьем балансе? Чье ведомство отвечает? И так далее. Очень жаль, ведь время-то идет…

Ну и помимо всего этого, уговаривал я Руфину написать воспоминания о Киме. Ведь практически об одной трети его жизни было ничего не известно. А жил-то здесь, в Москве. В браке они состояли 18 лет. Но оставались о московском 25-летнем периоде жизни Филби по существу лишь воспоминания его третьей жены-американки, которая сочиняла их с пятого на десятое, мало что понимая и ни в чем не разбираясь. Там в основном о трудностях быта… В конце концов она их и не выдержала, бросила Кима и рванула к себе в Штаты, где вскоре скончалась.

А Руфина плакала, садиться за воспоминания не хотела: «Ну как, как я все это буду…» Но начала, и я каждый вечер звонил: «Как, Руфина Ивановна, продвинулись? Что вписали сегодня?» Приходил, просил прочитать… Читали и обсуждали.

Руфина по профессии редактор — и она себя очень жестко редактировала, работая над «Островом на шестом этаже». Зато значительнейшая глава в биографию Филби была вписана.

А еще до этого, в конце 1980-х, она мне сообщила, что вдруг отыскались две папки, связанные с работой Кима. Она и их открывать не стала, поняла, что нечто секретное, и сразу отдала кураторам заодно с пишущей машинкой — казенной, с инвентарным номером. Но была еще одна тоненькая папочка с текстом, который был Руфине знаком — рукопись начатой новой книги. Ким забросил эту работу, поскольку был уверен, что все равно никогда не опубликуют. Ее она никому не стала показывать — боялась, что пропадет.

Как-то Руфина предложила мне: «Давайте посмотрим вместе содержимое папочки». Сели и посмотрели. Надо же, да это его личные манускрипты — многостраничная рукопись, начало книги о его жизни, за которую взялся Ким! Кроме того, незаконченная статья о том, как правильно инструктировать агентуру на случай возможного ареста — вероятно, с тех времен, когда он был переполнен желанием быть полезным, но его никто не слушал. Я убежден, что ознакомление с этим бесценным материалом оперработников Службы спасло бы не один десяток агентов, оказавшихся в ситуации провала. В довершение всего в папке оказались развернутые тезисы «исторического» выступления Филби перед руководящим составом разведки в 1977 году.

Вы знаете, я хранил эти рукописи, как родные, любовно их расшифровывал, печатал и переводил… Ведь время летит, а вместе с ним исчезают и вещи, связанные с событиями, в те времена происходившими. Так, в какой-то период оставался лишь единственный экземпляр лекции, которую Филби читал в Ясеневе. Сидело все начальство во главе с Крючковым, да нас, учеников, тоже пустили. И те сноски о шорохе в зале, об аплодисментах зафиксировали именно мы. И мы все это сохранили на свой страх и риск.

Такова вкратце история моей скромной сопричастности к великому разведчику — Киму Филби. Скажу честно: «бренд» «любимого ученика Филби» — ноша не из легких. От тебя постоянно ожидают, что ты какой-то необычный, сверхталантливый, хотя на самом деле… Да и в отношениях с Англией одна сплошная беда!

Судите сами. Вот уже более четверти века, с 1985 года, я абсолютная персона нон-грата не только на Британских островах, но и в США с Канадой. Мир, слава богу, не без добрых людей, и эпизодически до меня, через сочувствующих старых знакомцев, доходят кое-какие сведения об отношении к моей особе английских спецслужб. Рассказали, например, почему американцы в 1995 году отказали мне в визе для краткого въезда на деловую встречу. Оказывается, проинформировав для проформы своих британских союзников, всемогущие хозяева западного мира — янки услышали такую истерику, что предпочли отказать под каким-то дурацким предлогом.

Через несколько лет подключен был даже британский посол в Москве. Он поначалу живо откликнулся на мою просьбу о краткосрочной разовой визе, но, наведя где надо справки, раздраженно кинул ходатайствовавшему за меня послу уважаемой европейской страны: «Боюсь, ничего не выйдет. Что вы хотите от некоторых моих соотечественников, которые до сих пор живут в холодной войне!» Это — дословная цитата!

Потом была попытка моего хорошего знакомого — члена британского парламента, министра в «теневом» правительстве консерваторов, который искренне считал ситуацию нелепой. Поговорив с членами своего элитного клуба, работающими в британских «органах», он отписал мне: «Майкл, я такое услышал, что лучше больше не поднимать этот вопрос».

Долго я сидел и размышлял, что же такого натворил. Сам-то знаю, что ничего экстраординарного в моей английской карьере не было. Постепенно пришел к твердому убеждению, что причина — в моей близкой ассоциированности с именем Филби. Этому, в частности, способствовал предатель Гордиевский, расписавший меня как опаснейшего сотрудника лондонской резидентуры — не зря ведь сам Филби считал его своим самым многообещающим учеником.