Километры саванов - [16]

– Что нового? – осведомилась она.

Темные круги затеняли черные глаза, а нижняя губа назойливо подчеркивала избыток красной помады.

– Об этом вас следует спросить, – ответил я. – Вы обнаружили анонимку?

– Нет. Он... Я ее прервал:

– Ладно. Давайте поговорим откровенно, хорошо? Существует ли вообще это письмо?

Она напряглась:

– Оно существует. Что заставляет вас думать, что... И снова я ее оборвал:

– Что в нем говорилось?

– Что Жорж будет мстить.

– Почерк был его?

Она нетерпеливо дернулась:

– Откуда мне знать? Нет. Это был не тот почерк, который знала... Но со временем он мог и измениться.

– Почерк Жоржа Морено измениться не может. Морено мертв.

– Мертв?

Ее удивление выглядело искренним.

– Погиб в 1937 году. В Испании. Он воевал в рядах республиканцев. Его расстреляли франкисты.

Я дал ей время переварить это известие. После недолгого тяжелого молчания она выговорила:

– Этого я не знала. Вы уверены в том, что говорите? Я пожал плечами:

– Никогда ни в чем не можешь быть уверен. Многие бойцы жили там под чужими именами. С другой стороны, у меня обычай наталкиваться на трупы, а этот явился исключением из правила. Я его не видел своими глазами. Но если он не погиб в Испании в годы гражданской войны, то я, вероятно, получил бы о нем какие-нибудь известия. Тем или иным путем.

Она рассмеялась:

– Он писал вам с 1930 по 1937?

– Нет.

– Ну, видите. Теперь рассмеялся я:

– Вам очень важно, чтобы он был жив, так? Чтобы припугнуть своего дражайшего братца, даже если в случае серьезной передряги вам и самой придется пострадать. Вы своего брата очень любите, правда?

Она не ответила. Я продолжал:

– ...Вы его любите, как любят бифштекс или цыпленка. С кровью или хорошо прожаренным. Вы не отказались бы нырнуть вместе с ним в Сену, причем вы играли бы роль ядра, даже если бы вам пришлось захлебнуться самой.

Это сошло мне с рук с той же легкостью, с какой упомянутых мной утопленников унесло бы вниз по течению. И в том же ключе я продолжал:

– Не следовало бы вам дурить мне голову. Вы должны бы вести честную игру. Вы мне заплатили. В принципе, чтобы я уберег вас от Морено. Морено мертв. Имеется анонимное письмо Может быть, его и нет. Думаю, вы хотели, чтобы я запугал вашего брата одним своим присутствием. Наверное, вы приняли меня за гангстера или огородное пугало. Произошло недоразумение. Но кое-что о вашем братце я все-таки раскопал. Вы мне заплатили, и я вам скажу, что именно"

С вспыхнувшим интересом она наклонилась.

– Расскажите.

– Но прежде хочу у вас узнать: у него есть враги? Я не имею в виду Морено. Нам больше не следует говорить о Морено. Он не в счет.

– Враги? – воскликнула она. – У кого их нет? И у него, больше чем у любого другого...

Ее глаза заполыхали.

– Я говорю и о вас, – сказал я.

Она прикусила нижнюю губу. Помада слегка окрасила ей зубы.

– А так же и о том господине... Как вы его зовете? Глухой.

– Жерар Бонфис.

– Да. Кто он такой на самом деле?

– Я вам уже рассказывала. Они познакомились в том лагере. Бонфис спас Рене жизнь. Есть такие люди.

– Какие такие? Профессиональные спасители?

– Спасители и спасающие.

– Значит, он не враг? Друг... который сделал неплохое капиталовложение в тот день, когда спас жизнь вашему брату.

– Может быть.

– Вернемся, однако, к его врагам. Только они меня и интересуют.

– Он всегда был страшно крут. В делах и в личной жизни. Постоянно занят борьбой против кого-нибудь и невыносимый для всех. Он разошелся со своей женой, хотя они созданы друг для друга. Но собственная мания величия оказалась сильнее. Ему недостаточно нашей из поколения в поколение передающейся торговли тканями. По его мнению, это слишком отдает... гм... базаром. Он организовал транспортное предприятие и открыл прядильную фабрику...

– Вертикальный трест?

– Кажется, на их языке это так и называется. Сейчас у него новый конек. Он вынашивает политические замыслы. Он ведет переговоры о приобретении испытывающей трудности газеты "Меридьен". Эта газета каждое утро доносила бы суждения господина Рене Левиберга по тому или иному вопросу международной или внутренней политики до миллиона читателей. Меньшее количество его бы не интересовало. В конечном счете он страдает комплексом неполноценности и пытается разными способами с ним бороться. Предполагаю, что это у него после концлагеря...

Странная улыбка заиграла на ее полных губах. Она словно бы погрузилась в мрачные мечты.

– ...С покупкой газеты все обстоит не так-то просто. Конкурирующая группировка во главе с Роше из "Фосфатов" пытается вытянуть у него ковер из-под ног и обскакать. Это все, что я знаю. Вам теперь стало виднее, что делать?

– Не думаю. Может быть, это совпадает с тем, что я узнал. А может, и нет.

– Что же вы узнали?

– Что вашего брата шантажируют или пытаются шантажировать.

Она ухватилась за мои слова, как собака за кость.

– Великолепно! – воскликнула она дрожащим голосом.

– Да. Разве не потому вы ломали передо мной комедию, что подозревали подобную историю и хотели разузнать о ней побольше?

Она сухо отрезала:

– Никакой комедии я перед вами не ломала. И не занимайтесь догадками, что я подозревала или не подозревала. Выкладывайте. Я за это вам заплатила.