Киллер для Айболита - [70]

Священник кивнул, разглядывая меня из-под бровей, словно решая, как поступить со мной дальше. Я не торопил его, давая старику возможность подумать и вынести свой вердикт.

— Что ж, — наконец произнес он, — Я, без сомнения, знаю, кто сидит передо мной. Ты и твой друг — те самые люди, из-за которых поднялся такой переполох? Это вы были вчера в Отару, чтобы убить сына Сакато и русского бандита по прозвищу Зима?

— Мы, — признался я, вертя в руках остывающую чашку. — Но Сакато пострадал случайно, никто не собирался его убивать. Что касается Зимы…

— Неисповедимы пути Господни. — качнул головой отец Николай. — И я все больше склоняюсь к мысли, что ты стал лишь неразумным оружием в его руках. Конечно, не мне судить, но Сакато был очень дурным человеком. Очень, — подчеркнул он, поднимая на меня глаза, — Впрочем, судить, повторяю, не мне. Сейчас он предстал перед судом Всевышнего, и там ему предстоит дать ответ за свои деяния.

— Отец Николай, — не выдержав, поинтересовался я. — А как вы стали православным священником? И как вышло, что вашей женой стала русская? Вы упомянули вчера, что это долгая история, но мне хотелось бы знать…

— Досужее любопытство есть грех, — осудил меня отец Николай, но тут же, вздохнув, добавил: — Это не столько долгая история, сколько печальная, и мне не доставляет удовольствия вспоминать ее. Как и моей Иоми, — Старик провел рукой по волосам дочери, словно прикасаясь к дорогим для него воспоминаниям. — Так получилось, что мой отец, самурай из клана Касугава, воевал против России во время Второй мировой войны. Позже попал в плен, был отправлен в трудовой лагерь на Дальнем Востоке. Несколько раз пытался бежать, был наказан. Когда закончился срок заключения, он вернулся домой, привезя с собой воспоминания о загадочной стране, которыми любил делиться со мной. А еще он напевал мне русские песни. Ты знаешь, японцы ведь очень любят русские песни, — неожиданно обратился ко мне отец Николай.

— Да, слышал где-то, — отозвался я.

— А я с детства слышал эти напевы и мечтал побывать в краю людей, создавших их. — усмехнулся он. — Из-за этого, наверное, я и пришел впервые в православную церковь. Сначала мне просто нравилась смотреть, как идет служба; а потом Господь вошел в мое сердце. Несмотря на протесты отца, я выбрал стезю священника. Он был очень недоволен тем, что его сын, потомок самураев клана Касугава, не стал воином или, в крайнем случае, юристом или врачом. По-моему, он так и не простил мне этого решения, — задумчиво добавил старик, погружаясь в свои мысли.

— А вы? — осторожно спросил я, догадавшись, что он может еще долго просидеть вот так, отрешенно уставившись перед собой.

— Я? — словно очнувшись, переспросил он. — Я побывал в стране, о которой мечтал. Закончил духовную семинарию и был назначен в этот приход. Церковь, несомненно, учла мое происхождение. Вместе со мной в

Японию приехала молодая жена, мать Иоми. Ее звали Анна, и она погибла. Несчастный случай, — сухо закончил он свое повествование.

Поняв, что дальше лежит черта личного, за которую настоящий японец никогда не впустит чужого, я кивнул, сделав вид, что удовлетворен этими объяснениями.

— А теперь, сын мой, расскажи, что за причины мешают тебе покинуть Хоккайдо? — спросил отец Николай. — Разве невозможно купить два билета на поезд, идущий сегодня ночью на Хонсю?

— Билеты купить, может быть, и удастся, — смутился я, — да вот денег на них у нас нет. В Отару нас должно было ждать судно, но, как выяснилось, оно еще вчера подняло якорь и покинуло Японию. Такие вот печальные дела.

— Это еще не повод унывать. — улыбнулся он, собирая возле глаз тонкую паутину морщин, — Послушай, а как ты оказался замешанным в эту грязную историю с убийством Сакато? Или у вас были личные счеты?

— Какие там личные счеты, — поморщился я, — Просто мне здорово не везет в последнее время, только и всего. Я ведь приехал в Японию как путешественник, хотел по музеям походить, на цветущую сакуру поглядеть… а потом оказался не вовремя там, где мне лучше было бы не появляться. И теперь я вынужден скитаться по вашей стране, всеми гонимый и несчастный, — добавил я, проникаясь искренней жалостью к самому себе и едва не пуская слезу по этому поводу.

— Ну, я думаю, не все так печально, как тебе кажется. — рассудил отец Николай, допивая чай, — Я еще вчера догадался, что вы нуждаетесь в деньгах. Здесь, — он положил на стол пачку банкнот, — сумма, достаточная, чтобы вам спокойно добраться до любого города на Хонсю. А там, — вздохнул он, — вы поступите так, как будет угодно Богу. Я хочу лишь одного, сын мой: помни, что каждый из нас ежедневно делает свой выбор между светом и тьмой. На мой взгляд, ты слишком часто ходишь по темной стороне мироздания и, рано или поздно, тебе придется держать за это ответ. Хорошо, если у тебя найдутся тогда слова, чтобы оправдаться за содеянное тобой.

— Будем надеяться, — пробормотал я, опуская глаза и не решаясь сказать доброму старику, что не собираюсь ни перед кем отчитываться за свои поступки. Спасибо вам, отец Николай, за все. А деньги я вам верну, не сомневайтесь, — заверил я. — Хотя, конечно, я понимаю, что деньги далеко не главное, за что должен благодарить.