Kill the Beast - [31]

Меня сначала парализует, затем накрывает волной ярости, и вот уже я готова вцепиться когтями в его морду и рвать её, пока от этой наглой физиономии не останется ничего, кроме кровавого месива, как вдруг…

— Что здесь происходит?

Оборачиваемся на голос и видим в дверях Ландерса в сопровождении двух офицеров. Все трое мне знакомы, но… Нет, я решительно ничего не понимаю!

* * *

Замечаю, что наш пацан, оставленный на шухере, тоже здесь, а на запястьях его красуются наручники. Один из офицеров подходит к Линдеманну и освобождает того от пут — зверь поднимается в полный рост, нависая над всеми нами, набившимися в комнату, как селёдки в банку, окровавленный здоровяк…

— Значит, Юлия, ты меня не послушала и не оставила своих затей. Что ж, очень жаль, — слова принадлежат Ландерсу.

— Господин Ландерс… Что Вы здесь делаете?

— Соседка вызвала полицию, сообщив о шуме в подъезде. Дежурный по участку пробил адрес и выяснил, что именно в этом подъезде проживает свидетель по громкому уголовному делу. Сразу позвонил мне как следователю по этому самому делу — и вот я здесь. Вижу, вовремя подоспел! Хорошо, что вы ещё дел натворить не успели. Хотя на арест вы — вы все — себе уже заработали.

Наблюдаю испуганные лица друзей, их взгляды сосредоточены на мне…

— Это всё я! Моя идея, ребята ни при чём! — воплю отчаянно.

— Я не сомневаюсь, что идея самосуда над невинным человеком — твоя, но закон есть закон. Офицер, вызовите ещё пару машин, нам придётся сопроводить всех этих молодых людей в участок для беседы.

— Не арестовывайте их! Только меня! — я не унимаюсь.

— Разберёмся, — огрызается Ландерс и поворачивается к хозяину квартиры: — А Вам, господин Линдеманн, мы приносим свои извинения. Вы можете засвидетельствовать побои и написать заявление о незаконном вторжении, лишении свободы и нанесении телесных повреждений.

— Уж я напишу, господин Ландерс, я их всех засужу! — Линдеманн говорит неожиданно тихим, даже жалобным тоном, разминая затёкшие руки и утирая огромными ладонями кровь с лица. — Особенно эту психбольную, — он бросает в мою сторону брезгливый взгляд, — и эту шлюху, — смотрит в сторону раскрасневшейся Динки, — и его, — на этот раз взгляд обращён на Олега. — Ты мне за всё ответишь сучёныш, я тебя сгною!

Будто пребывающий в туманном сне до сего момента, Олег выныривает в реальность, и его кулаки снова сжимаются.

— Что… ты сказал? — он вырывается вперёд, на его лице застыла гримаса животной ярости, я вижу разницу, я понимаю, что сейчас он контролирует себя, действует осознанно, и всё может стать ещё хуже… — Ты кого сучёнышем назвал, папаша?

Он бросается на выпрямившегося в полный рост Линдеманна и сходу пробивает тому в скулу. Офицеры не поспевают к эпицентру конфликта — из-за тесноты они оказываются буквально зажаты в людской толчее. Тем временем Линдеманн перехватывает в воздухе занесённую для очередного удара руку Олега, и сам пробивает тому в висок. Олег теряет равновесие и падает, крепко вцепившись в полёте в майку Линдеманна. Несмотря на разницу в весе, здоровяк оказывается неспособен устоять на ногах — он летит вслед за Олегом, в процессе падения бесконтрольно цепляясь за стену. Стена над диваном завешана старомодным узорчатым ковром — такие висели в квартирах наших бабушек и дедушек, то ли для сомнительного декора, то ли для тепла, то ли для звукоизоляции. Странный артефакт в современном жилище, хотя чего ещё ожидать от этого психа — он же старпёр… Захваченный мёртвой хваткой мощных ручищ ковёр не выдерживает веса падающих в единой сцепке тел, срывается с гвоздей и обрушивается на пол, погребая под собой барахтающихся в звериных объятиях мужиков. Упавший ковёр обнажает стену, и не только её — в верхних углах с обеих сторон образовавшегося перед нами пустого прямоугольного пространства мы видим маленькие камеры, вмонтированные в самодельные ниши прямо над диваном. Над тем самым диваном, где совсем недавно валялась полуголая Динка. Камеры… под ковром…

Выпутавшийся из коврового плена хозяин жилища прослеживает наши взгляды и вдруг начинает истерично вопить:

— Это для безопасности! Это моё! Это частная собственность!

— Вообще-то, господин Линдеманн, Вас пока никто ни о чём не спрашивал, — спокойно возражает Ландерс. За сегодняшний день я ещё не видела той волшебной улыбки, которая и делает его простецкое лицо особенным, и кажется, уже не увижу.

Ландерс опускается на пол, совершенно не обращая внимания на отползающего в сторону Олега, спесь с которого, кажется, сошла так же внезапно, как и напала на него. Полицай скрупулёзно ощупывает края ковра, пока, наконец, не обнаруживает две едва заметные дырочки по разным углам полотна. Становится ясно, что миниатюрные глазки камер были искусно замаскированы узором коврища, удачно затерявшись в психоделическом орнаменте и выполняя непонятную нам пока функцию.

— Похоже, господин Линдеманн, Вам тоже придётся проехать с нами в участок, — не поднимая глаз, всё ещё таращась на отверстия в пыльном тканом полотне, проговаривает Ландерс. — А завтра же утром я получу ордер на обыск Вашей квартиры.

До свидания

Вот уже битый час томлюсь в полицейском участке. Нас с ребятами развели по разным комнаткам для допросов, но к самим допросам переходить не спешат — отделение на ушах. Насколько я успела понять, Ландерс желает во что бы то ни стало получить ордер на обыск Линдеманновской квартиры до момента, когда того придётся отпустить. Да, зверь тоже здесь. В одной из таких же крохотных комнаток, что и моя. По закону его имеют право держать здесь без предъявления обвинений всего сутки. А для того, чтобы выдвинуть хоть какие-то обвинения, Ландерсу нужны основания, и он планирует получить их в ходе обыска. Сейчас ночь, и судья не очень-то стремится вникать в ситуацию, просит подождать до утра, а время идёт. Пару раз Ландерс заглядывал ко мне — не говорил ничего, лишь принёс водички да проведал, как я здесь. На нём лица нет, видно, что он поставил на Линдеманна, и для него эта зацепка — единственный шанс дать ход заглохшему расследованию. Он боится не успеть, он опасается за свою репутацию. Все эти ошмётки информации доходят до меня через шныряющих туда-сюда офицеров: бродя из комнаты в комнату, наблюдая за нами, задержанными, они тихонько переговариваются друг с другом, а я жадно ловлю каждое их слово. Офицеры взволнованы: всё-таки, дело громкое, они устали, и ещё они не очень-то понимают, зачем здесь мы — семёрка молодых и бестолковых — что с нами делать и куда нас девать. По большому счёту, всем на нас наплевать, но отпустить они нас не могут — несмотря на щепетильность своего положения, Линдеманн, следуя из тех же офицерских перешёптываний, уже успел настрочить целую стопку заявлений и даже засвидетельствовать побои. Неужели он настолько наивный, что пытается таким образом повернуть ситуацию в свою пользу? Не думаю. Мелочный, он просто мелочный. И жалкий. Мне приятно так думать. И ещё я очень боюсь того, что же всё-таки полицаям удастся найти в его квартире. Какие скелеты под коврами? Тяжело вздыхаю и опускаю голову на сложенные у края стола руки. Я устала, и мне ещё придётся за многое ответить. Ожидание убивает.