Киевской Руси не было, или Что скрывают историки - [104]

Феномен, известный нам под именем казачества, как этническая, социальная и историческая общность, складывается лишь в XVI столетии[81] в обширной области Дикого поля в Поднепровье и низовьях Дона. Изначально казачество делилось на русское донское и малороссийское наднепрянское, из которого позже выделилось запорожское казачество.

По правде говоря, казачество имеет не очень благородное происхождение, вобрав в себя помимо беглых крестьян и страдальцев за веру, еще скрывающихся преступников, маргиналов, разбойников, авантюристов, солдат удачи, искателей приключений и прочий гулящий люд без роду и племени. Те, кого отторгло общество, соединились в Диком поле с теми анархистскими элементами, кто сам стремился избавиться от «опеки» государства.

Что общего между Диким полем и Диким Западом Америки? То, что без пистолета ты там не жилец. Вот только в американских прериях гораздо приятнее климат, а из врагов присутствовали разве что не очень приветливые по известным причинам индейцы, да такие же переселенцы. В Диком поле расклад был совсем иной: с Кавказа и заволжских степей исходила постоянная угроза от агрессивных племен, для которых разбой был всегда обычным ремеслом. С юго-запада другой опасный сосед — крымцы, поставившие на широкую ногу работорговлю и постоянно рыскавшие в поисках товара. Турки тоже были частыми гостями в этих краях. С запада шел вал польско-католической агрессии. Да и с русскими царями казачья вольница ладила далеко не всегда. Отсюда можно смело сделать вывод — существовать в этих условиях можно было только сообща, семья фермеров-скотоводов не имела ни малейших шансов выжить, как в каком-нибудь Техасе. Суровый климат и менталитет колонистов предполагали оседлый способ жизни. Оседлое проживание большими вооруженными группами, участие в набегах и защита своего дома, землепашество и скотоводство быстро сплавляли самые различные элементы в организм военно-земледельческой общины.

По этническому происхождению казачество следует считать русским, однако первое время значительным был и тюркский элемент. Например, Сергей Соловьев приводит любопытный факт: одним из главных донских атаманов в начале XVI столетия был казак по имени Сары-Азман. Да и само слово «казак» имеет, возможно, тюркское происхождение, означая «вольный человек», «удалец», «молодец». До начала XVI века упоминаются в хрониках и ордынские казаки, однако в дальнейшем они либо ассимилировались, либо ушли в Крым. В 1503 г., судя по хроникам, отряд ордынцев числом 200 человек пытался набрать на службу крымский царевич Бурнаш-Гирей. Вообще, в старину слово «казак» трактовалось довольно широко: так называли всех вольных людей, разбойников, отряды степняков, нанятых на службу царем или ханом, а также воинские формирования, обученные специальной манере ведения боевых действий. В последнем смысле слова казаками в армии считались части легкой иррегулярной кавалерии, атакующей своеобразным строем — лавой, что позволяло действовать на сильно пересеченной местности. Казачьи части формировались в царское время и полностью из инородцев — башкир, калмыков, татар, поскольку они были хорошими конниками.

Номинально казаки, конечно, признавали над собой власть того государства, в пределах которого селились, но по сути своей казачьи общины были самоуправляемыми, и уплату налогов они считали для себя излишней. По сути они ничего не получали от государства, хотя государство, будь то Русское царство или Польское королевство, имело от экспансии в Дикое поле большую выгоду — казаки естественным образом прикрывали рубежи от беспокойных соседей. Ввиду этой выгоды оба государства смотрели сквозь пальцы на казачью анархию, освобождали колонистов от податей (которые все равно получить им не светило) и даже оказывали им некоторое содействие. Но относились к ним крайне настороженно, и тому были веские причины.

Казачество со временем стало значительной, но неподконтрольной силой, как говорится, без царя в голове. Разбойники, не связанные присягой или иными обязательствами, вполне могли, например, наняться к крымцам для войны с каким-нибудь польским магнатом, а то и с самим королем. Да и русским войскам не раз приходилось биться с казаками, пришедшими с турками или ляхами, хотя против московских царей они воевали не часто, да и то в периоды русско-польских войн. Что же касается грабежа торговых караванов, то казакам было мало дела до того, русский он, турецкий или польский. Так, в 1557 г. казаки напали на шедший вниз по Волге торговый караван и разграбили его. Расхищенной оказалась и государева казна, направлявшаяся в Астрахань. Это послужило поводом для широкомасштабной военной акции, предпринятой правительством для очистки Волги от казачьих шаек. С Волги казаки вынуждены были уйти частью обратно на Дон, а частью на Яик, где, разгромив союзную России Ногайскую орду, они положили начало яицкому казачеству. Но несмотря на обещания не «промышлять воровством» на Волге, нападения казаков на торговые суда на Волге еще долго были обычным делом.

И Польша, и Россия пытались тем или иным способом подчинить казачество и заставить действовать исключительно в своих интересах. Разница была именно в способах. Москва старалась на своих землях в большей степени действовать с помощью пряника, прибегая к насилию лишь вынужденно. Например, казаки не имели своих заводов, а потому не могли производить ружья и порох, не говоря уж об артиллерии. Потому московские государи снабжали их боевыми припасами, получая взамен лояльность. Так же казачьи общины имели некоторые торговые привилегии, а их члены признавались вольными людьми, находящимися вне царской юрисдикции. Долгое время действовал известный принцип «С Дона выдачи нет», позволявший беглецам, показачившись, приобрести своего рода индульгенцию за былые преступления.