КГБ. Работа советских секретных агентов - [19]

Направленные в Ходейду русские селились вместе в квартирах, расположенных в тесном квартале, где не хватало воздуха, на каждые две семьи приходилось по одной кухне. Лишь стена отделяла этот квартал от территории китайского консульства. Часто глубокой ночью китайцы взбирались на стену и громыхали жестяными кастрюлями, трубили в рог и ругали русских. Иногда они меняли процедуру, разъезжая на машинах вокруг квартала и выкрикивая проклятия в портативные микрофоны. Разбуженные шумом дети русских плакали, раздраженные матери жаловались, а мужья беспомощно ругались. Советская политика запрещала любую ответную реакцию.

Несмотря на то, что русские купили свою власть над президентом Йемена Абдаллой аль Салалом, он боялся общаться с ними открыто в столице. Тогда КГБ приобрел в Ходейде дом для тайных встреч, и советский посол Мирзо Рахматович Рахматов время от времени, пересекая пустыню, ездил в Таиз для встреч с президентом. Однажды утром в конце апреля, приехав немного раньше назначенного времени, посол зашел в консульство и спросил Сахарова, чей дядя был его старым другом. Без всякого объяснения он объявил, что прежний консул в Ходейде, Иван Скарбовенко, не вернется из своего только начавшегося отпуска в Москве.

"Молодой человек, я поздравляю тебя. Отныне ты будешь исполнять обязанности консула, — важно заявил Рахматов, сердечно пожимая ему руку, — Скарбовенко заверил меня, что ты вполне в состоянии продолжать работу в его отсутствие, а я, зная твоего дядю, уверен, что ты справишься с этой работой до прибытия постоянного консула". Сахаров был слишком поражен, чтобы спросить, в чем состоят его новые обязанности. Посол спешно уехал, не предложив никакой помощи.

В консульстве в то время не было телефонов, и русские поддерживали связь часто с помощью разносимых записок. На следующее утро Сахаров получил записку, в которой говорилось: "Приходите повидать меня, пожалуйста". Записка была от Владимира Ивченкова, резидента КГБ, прикрывавшегося должностью главного инженера из Государственного комитета по экономическим отношениям. Крепкого сложения, блондин, под сорок, Ивченков был деловым напористым профессионалом, обладавшим кипучей энергией. Преданный своему тайному призванию, он обладал энциклопедическими познаниями в арабской культуре и подходил ко всем проблемам клинически. Он не пускался в длинные обсуждения и не отзывался презрительно об арабах, но часто говорил вновь прибывшим русским: "Египтянам необходимо сто лет, чтобы освоить наши методы, йеменцам — триста". Однако этим он не выражал своего презрительного отношения, а лишь высказывал бесстрастное суждение.

Пригласив Сахарова устроиться поудобней в кабинете с кондиционированным воздухом, Ивченков заметил: "Я полагаю, Вы знаете, кто я на самом деле". Сахаров кивнул.

"Позвольте мне быть совершенно честным и откровенным, — сказал Ивченков, закуривая еще одну из английских сигарет, которые он курил одну за другой. — Естественно предположить, что Вы будете работать со мной. Ваша молодость и прошлое могут оказаться очень полезными, к тому же Ваш арабский великолепен. Однако нашим первым долгом, Вашим и моим, — следить за нашими людьми. Я хочу получать отчеты обо всех, кто приходит к Вам. Я хочу знать, кто встречается с арабами, кто спекулирует валютой, кто с кем спит, кто недоволен — все, что происходит. Вы понимаете?"

"Отлично", — ответил Сахаров.

Щедро плеснув себе шотландского виски, Ивченков предложил: "Хотите немного?" Еще не было девяти часов утра, и Сахаров вежливо отказался.

"Если Вы собираетесь вести дела с арабами, Вы должны научиться пить и использовать алкоголь, — продолжал Ивченков — Он совершенно размягчает их".

"Нас учили, что их религия запрещает им пить’,’ — ответил Сахаров.

"Вот именно, — сказал Ивченков. — Они жаждут запрещенного и не могут справиться с ним".

Он начал свою лекцию, без устали расхаживая по кабинету.

"Посади араба за стол, уставленный бутылками. Предложи ему, содовой и орехов, а сам пей виски и говори, объясни ему, насколько оно снимает напряжение. Скажи ему, что государственные дела важнее народного обычая и потому ему позволяется пить виски. Начав, араб не может остановиться. Когда он уже в должной степени пьян, он согласится с чем угодно и подпишет что угодно, Шеленков[12] получил за это благодарность. Он практически довел министра иностранных дел до полного отупения и сфотографировал все, что у того было в портфеле".

В то время, как Ивченков располагал полной и тайной властью над русскими в Хоцейде, Сахаров, исполняющий обязанности консула, стал тем человеком, к которому они приходили за помощью в личной жизни, в случаях споров и других неурядиц. Живущие все вместе в крошечных и душных квартирках, скучающие жены дипломатов ссорились, даже таскали друг друга за волосы из-за пользования кухней, ванной или еще более незначительных вещей. Этническое соперничество вело к дракам между техническими работниками, набранными из разных советских республик. Сахаров, вызванный однажды ночью, чтобы разнять дерущихся армянина и казаха, нашел одного с переломом руки, а другого — ноги.