Кёсем-султан. Заговор - [7]

– Где ты услышал это имя? – удивленно подняла тонкие брови Кёсем-султан.

– Султан называл тебя так, – склонил голову Ибрагим. Почему-то не хотелось рассказывать о призраках и странной женщине, ведь тогда придется поведать и о чудовищном незнакомце… А так, если вдуматься, он ведь сказал чистую правду: султан Мустафа и впрямь имя это называл!

Кёсем-султан тихонько вздохнула:

– Да, меня действительно звали Махпейкер… очень-очень давно.

– Здорово! Когда у меня будет жена, назову ее в твою честь, – радостно сообщил Ибрагим и, рассмеявшись, побежал по своим делам. Мало ли у шахзаде забот?

Он не видел, как страдальчески изогнулись губы могущественной султанши, как на миг прикрыла она лицо изящной ладонью, прошептав горестным шепотом:

– Дай Аллах, чтобы так и было, мальчик мой, дай Аллах…

Ничего этого шахзаде Ибрагим не видел и не слышал. Его переполняли бурные чувства: гордо шествовал он по коридорам, высоко задрав подбородок. Подумать только, султан и он могут подружиться! Они вдвоем могут путешествовать по дворцу, разговаривать с призраками! Наверное, и от того, злого, вдвоем как-нибудь отобьются. Особенно если попросить о помощи да хотя бы ту женщину, а то и старика с юношей…

Шторы колыхались за спиной юного шахзаде, словно не сквозняк шевелил их, а невидимые фигуры держали совет меж собою о том, что делать дальше, спорили, махали руками… Кажется, так ни к чему и не пришли, разбрелись восвояси, позволив юноше пройти, дав ему жить и дышать.

Но с тех пор султана Мустафу в его прогулках часто сопровождал племянник Ибрагим. И это, кажется, приносило султану облегчение в страданиях его. А юный Ибрагим… ну, ему не повредит.

Даже если и повредит – не один наследник у Оттоманской Порты. На всех трона не хватит.

* * *

А все-таки хорошо знать дворец, даже не как пять пальцев своих, а как каждую морщинку у глаз, пока все еще прекрасных, но уже начинающих стареть, как украшения свои, которые перебираешь в одиночестве в тиши собственных покоев. Как старую колыбельную, что напевала каждому из своих сыновей, кроме одного, самого дорогого сердцу…

Кёсем-султан часто пользовалась теми знаниями, что усвоила, еще будучи юной Махпейкер, одной из многих прислужниц Сафие-султан, одной из нескольких любимиц шахзаде Ахмеда… Ах, юный шахзаде, что сделали с тобой годы? Что сделал с тобой трон Блистательной Порты?

Что сделала с тобой жена-предательница… Хотя ты и не узнал об этом никогда. Но ведь охлаждения между супругами не утаишь, равно как и не согреешься у потухшего очага.

Кёсем шла потайными коридорами, перебирала невеселые мысли, как четки во время молитв. Одна за другой, одна за другой и дальше – по кругу. Тогда-то и услышала разговор, заставивший ее остановиться и прислушаться.

Беседующих было трое. Первый – вислоусый стражник в мешковатой рубахе-каис, подпоясанной алым кушаком, и коротком жилете. Голова его была прикрыта феской, а печальные глаза напомнили Кёсем об овечьем стаде, покорно бредущем сквозь пыль и жару маленьких улочек то ли на пастбище, то ли на убой. У овец были точно такие же глаза. Детское воспоминание всплыло в памяти словно само собой, и Кёсем лишь покачала головой, одновременно дивясь сравнению и посмеиваясь над ним.

(А ведь и вправду есть чему дивиться: на ее давней полузабытой родине баранина была праздничным лакомством, здесь же, в Блистательной Порте, ее даже простолюдины в будние дни едят… но могущественная султанша ни разу воочию овечьего стада не видела. Впрочем, и с простолюдинами тут ей трапезу делить не приходилось!)

Вторым был евнух – из тех, что прислуживают наложницам-икбал. У них нынче мало было работы, ведь уж кто-кто, а Мустафа женщинами не интересовался вовсе, как ни старалась матушка Халиме-султан подсунуть в его постель хотя бы кого-нибудь.

Евнух отличался дородностью: толстые щеки лоснились, а маленькие глазки-буравчики почти полностью скрывались в складках между бровями и веками. Да уж, красавчиком его назвать было никак нельзя! Но из беседовавших он показался Кёсем-султан самым умным. В конце концов, постоянные интриги гарема воспитывают осторожность и закаляют разум.

Третий же явно происходил из знатного рода, и сначала Кёсем подивилась превратностям судьбы, которая свела этого юношу с его собеседниками. Но потом, поразмыслив, султанша пришла к выводу: этот юноша явно не был старшим сыном, да и вторым сыном – вряд ли. Какой-то влиятельный отец сумел выбить ему мелкую должность при дворе, а дальше молодой человек вынужден был крутиться сам, держать уши широко открытыми, а вот рот – плотно закрытым. Первое ему явно удавалось, второе – не очень.

Одет юноша был в зеленый кафтан с ложными рукавами. Ткань дорогая, шерстяная, но тонкая. Богато расшитые остроносые туфли выглядывали из-под роскошного одеяния, намекая на то, что в деньгах молодой придворный не стеснен.

Судя по всему, остальные беседующие не случайно встречаются с ним: продажа слухов и сплетен во дворце поставлена была на широкую ногу, и на этот товар всегда находились купцы. А ежели распоряжаться слухами умеючи, то добиться можно было многого. Другой вопрос, что юноша вряд ли умел как отделять жемчужины смысла от пустых раковин глупости, так и слушать, не выдавая собственных мыслей. Возможно, тот же евнух с радостью продаст сведения, которые выудил из молодого царедворца, другому такому же – ну или кому поумнее.