Кероглу - [90]

По приказу Араб-Рейхана войска сплошной стеной окружили город. Он приказал, чтобы до самого утра не выпускать и не впускать в город ни одного человека.

Словом, войска оцепили город, а паша Араб-Рейхан стали ждать. Когда же наступила ночь, они взяли своих воинов и напали на дом юноши.

Кероглу спал крепким сном и вдруг почувствовал, что несколько человек навалились на него. Быстро вскочив, повалил он одного в одну сторону, другого в другую, смотрит — дом полон людей. Оглянулся по сторонам — видит, ни меча нет подле, ни пики. И начал работать кулаками. Свалил одного, другого, пятерых, десятерых, видит — нет, ничего не получится. Бросился, вырвал у одного из нападавших меч и двинулся на врагов. Наконец, кое-как ему удалось выбраться наружу. Смотрит, и двор полон. Все пути отрезаны. Темень, а место незнакомое. Бросился он, куда глаза глядят. Сколько шел, как шел, сам не помнит, только смотрит — вдруг перед ним дверь. А враги идут по пятам. Делать нечего толкнул он дверь, прошел внутрь. А то оказался ход в минарет. Ну что было делать? Войско же, как будто знали все, — тотчас остановились у калитки. Кероглу только успел прикрыть ее, протянул руку, выворотил из лестницы, ведущей на минарет, два-три больших камня и завалил ими дверь. Потом, не останавливаясь, начал подниматься на минарет — посмотреть, что делается внизу.

Дошло до Араб-Рейхана, что Кероглу поднялся на минарет.

И он приказал войскам окружить минарет. Кероглу на минарете, войска внизу стали дожидаться утра.

Оставим их там в ожидании, а я расскажу вам о нашем юноше, хозяине дома.

Когда поиска заняли двор, он все понял. Догадался, что паша проведал о том, что Кероглу у него. Не растерявшись, в темноте, он незаметно выбрался наружу и что было сил, бросился бежать. Как говорится, да поразит гнев имама того, кто не будет шибко бежать. Бежал он, бежал и прибежал в покои Хури-ханум.

Та тоже не спала. Только она увидела юношу, как спросила:

— Что случилось? Почему поднялись войска? Или они узнали что-нибудь о Кероглу?

Юноша рассказал ей все.

— Хорошо, что ты убежал, — заметила Хури-ханум. — А то тебя тоже схватили бы… Только скажи по правде, ты никому не проговорился, что Кероглу в городе?

Призадумался юноша и только теперь сообразил, что всему виной он сам. Тут чистосердечно признался он Хури-ханум о том, что говорил мяснику, что сказал мясник тем, кто был в лавке, — словом, передал все от начала до конца.

Хури-ханум молча опустила голову. Увидел юноша, что она так сердита, так сердита, что, как говорится, кольни ножом, и кровь даже не покажется.

Поднялся он с места и сказал:

— Пойду. Пусть схватят и меня и нас обоих повесят вместе. Такого бесчестья я не снесу, чтоб из-за меня мой гость был схвачен, а я остался в живых.

— Что с того, что ты пойдешь, и тебя тоже схватят? Какой от этого будет прок Кероглу?

— Что ж мне делать?

— Ступай и жди. Когда наступит утро и отзовут войска, оцепившие город, сядешь на быстроногого скакуна, помчишься в Ченлибель и расскажешь там обо всем.

Совет этот показался юноше разумным. Он поспешил на окраину города, спрятался и ждал до тех пор, пока не отперли городские ворота. Сел он тогда на коня и выехал за город.

Теперь оставим бедного парня в пути, а я расскажу вам о Кероглу.

Когда постепенно начало светать, видит он, что стоит на высоком минарете, а тот минарет со всех четырех сторон окружен войсками. И нет перед Кероглу ни пути, ни выхода. Как быть? Спуститься? Но у него ни оружия, ни коня. Оставаться тут? Но сколько можно здесь оставаться? Защемило у него сердце вспомнил он своих удальцов и запел:

Мой египетский меч в чужеземных руках!

Ваш задор удалой, о игиды, мне нужен!

Чтоб тела обезглавить, чтоб головы сечь —

Меч, враждебною кровью омытый, мне нужен!

Осушающий полную чашу легко,

Не боящийся недругов, бьющий клинком,

Как тростинку, ломающий вражье древко —

Мой Эйваз, мой боец знаменитый мне нужен!

Всадник тот, что всегда услужить мне готов,

Мне служивший, как брат, средь боев и пиров,

Поднимающий восемьдесят пудов —

Демирчиоглу с сердцем открытым — мне нужен!

Ты — мой Дели-Гасан, весь закованный в сталь,

На врага уходящий в полночную даль,

Приносящий противнику смерть и печаль,

Льющий кровь, а не воду на пол, — ты мне нужен!

Кероглу призывает Сафара[128] опять.

Горьким бедам и мору конца не видать.

Видно снова придется врагов убивать

Мудрый друг, сединою покрытый, мне нужен!

Пока Кероглу пел, начала заниматься заря. Стало светло. Туман рассеялся. Посмотрел Кероглу с вершины минарета в сторону Ченлибеля, но как ни всматривался, что ни делал, увидать Ченлибель ему не удалось. Казалось, горы нарочно загородили его, и пропел Кероглу:

Спустилась с неба пара журавлей

Меж гор, что стали от луны белей.

Любимая с любимым в ссоре — ей

Как мне помочь, когда она вдали?

Пусть золотое яблочко чуть-чуть

Надкусит — серебром ему блеснуть.

О если бы к Нигяр открылся путь,

В любимый край, там, где весна вдали!

На сердце Кероглу темным-темно.

Кипит оно — и горечи полно,

С друзьями целый век разлучено, —

Меж нами та гора, темна, вдали…

Когда же стало совсем светло и наступил день, солнце взошло и разлило сияние по горам, вдали, наконец, сверкнули снежные вершины Ченлибеля. Это еще больше опечалило Кероглу: