Кероглу - [55]

— По-милости твоей всего у меня в достатке. Телушка есть, куры есть. И несутся каждый день.

— А семья? Кто у тебя?

— Никого, — ответила, жеманясь, старуха. — Я тоже, как и ты, одна-одинешенька.

Кероглу понял, куда она гнет. Увидела старуха, что гость помалкивает, не поддерживает разговор, и сказала:

— Твои гости не пришли. И ты так и не поиграл на сазе.

— Ничего, придут завтра, поиграю.

— Завтра меня не будет дома. Я пойду на свадьбу Хамза-бека.

— Какого Хамза-бека? Кто он такой?

— Хамза-бек — зять Хасан-паши, большой игид. Он пошел к самому Кероглу, слыхал, может, о нем?

— Да, да, слыхал.

— Да, Хамза пошел и привел коня этого самого Кероглу, и Хасан-паша возвел его в беки, да в придачу дал свою дочь Донию-ханум. Завтра их свадьба. Я тоже буду среди молодых женщин и девушек.

— Послушай, старушка-бабушка… ах, нет, прости, гялин-ханум, а где держат этого коня?

— В конюшне Хасан-паши. Но, говорят, проклятый ужасно норовист. Никого не подпускает к себе. У Хасан-паши не осталось ни одного конюха, всех он изувечил. И теперь ячмень и сено сыплют ему прямо из дыры на крыше.

Короче говоря, Кероглу разузнал все, что надо было разузнать, расспросил обо всем, о чем надо было расспросить, и тогда сказал старухе:

— Ночь проходит. Пора нам спать.

— Ну что ж? Я тоже спозаранку должна пойти на свадьбу. Хочешь, приходи и ты. Поиграешь, споешь немного и получишь подарки и денежки.

Словом, легли они и уснули. Утром Кероглу встал, оделся, умылся, позвал старуху, снова дал ей пригоршню монет и сказал:

— Если я приду к ночи, купишь, что надо, поедим. А не приду, оставишь себе. Но постой, хочу сказать тебе два-три слова. Дай, скажу их, чтоб они не остались у меня на сердце.

И Кероглу взял саз:

У старухи я гостил —

Бес во взгляде у нее.

Лишь одна корова есть

В целом стаде у нее.

Безобразна, как скелет,

А в ногах-то силы нет.

Яйца — к ужину, в обед

Дважды на день у нее.

Старою назвать — боюсь.

Юной — бед не оберусь.

Грудь как треснувший арбуз,

Плоско сзади у нее.

Смелым Кероглу слывет,

Много у него забот.

У нее ж — беззубый рот,

Веет смрадом от нее!

Окончив песню, Кероглу перекинул саз за плечо и вышел. Не спеша дошел он до дворца Хасан-паши. Смотрит, такой пир, такая свадьба тут, что и не описать. Кругом все паши, ханы, беки и купцы.

Услыхали они, что пришел ашуг. Все обрадовались. Повели Кероглу к гостям. Но видят, ашуг тот совсем не похож на ашугов, что им доводилось видеть. Высок, широкоплеч, грудь, как у быка, шея могучая, усы, словно бычьи рога. А лицо строгое, суровое. Один из пашей спросил:

— Ашуг, откуда ты родом?

— С той стороны Гафа, милый мой, — ответил Кероглу.

— А знаешь ли ты Кероглу?

— Хорошо знаю. Раз он учинил надо мной такое, что до скончания века буду помнить о том.

— А что такое? — спросил Хасан-паша.

— Да продлит аллах твою жизнь, паша! — ответил Кероглу. — У этого разбойника есть конь, чтоб его поразила язва, зовут его Гырат.

Один из пашей хотел было сказать что-то, но Хасан-паша остановил его:

— Говори, говори! — обратился он к Кероглу.

— Да, паша! — продолжал Кероглу. — Прекрасный это был конь да бешеный. Как-то раз иду это я своей дорогой, с этим вот сазом за плечом. Вдруг чую, кто-то схватил меня сзади. Завязал глаза и поднял. Куда повез, как мы ехали, не знаю. Развязали мне, наконец, глаза, смотрю, а я уже на вершине какой-то горы. И передо мной стоит кто-то здоровенный — шея как у быка. Оказывается это был Ченлибель, а стоял передо мной сам Кероглу. Теперь спроси-ка, для чего привезли меня туда? Оказывается на коня его напало бешенство. Сколько его ни лечили, каких лекарств ни пробовали — толку никакого. Не допускает к себе никого, да и все. Кто ни подойдет к нему — увечит, калечит. А надо вам сказать, у Кероглу был дружок, лекарь хаким Кимягэр. Вот и разыскали его. А лекарь этот, чтоб ему не найти себе места на том свете, говорит, что в коня вселился джин.[98] Надо, чтоб три дня и три ночи около него играли на сазе и пели, может тогда он и угомонится… В ту пору Кероглу еще не мог ни петь, ни играть на сазе. Вот почему, оказывается, и привезли туда меня злосчастного. Словом, не буду досаждать вам, втолкнули меня в конюшню. Одному аллаху известно, что я натерпелся за эти три дня. Ну, как говорится, материнское молоко пошло у меня носом.

Тут Хасан-паша не выдержал и спросил:

— Ну, а как конь? Присмирел?

— Присмирел! Как раз после того и сам Кероглу начал играть и петь. Рассказывают, будто и теперь, через каждые десять-пятнадцать дней конь снова бесится, и Кероглу сам ему играет, поет и тем лечит его.

Опять кто-то из пашей раскрыл было рот, но Хасан-паша так посмотрел на него, что тот так и остался с раскрытым ртом.

Затем Хасан-паша призвал повара и приказал:

— Отведи, накорми, напои ашуга, а потом приведи сюда.

Повар повел Кероглу на кухню. Подождал Хасан-паша пока они вышли, затем шепнул пашам:

— Пусть поест, попьет, насытится и придет. Раз он раскрыл нам недуг коня, значит и исцелять заставим его самого.

Все в один голос одобрили эту мысль и воздали хвалу паше. Началось веселье. Оставим гостей пировать, посмотрим, что стало с Кероглу.

Повар привел его на кухню, поставил перед ним большое блюдо с пловом и полную чашу вина.