Кероглу - [56]

— Что это? — спросил Кероглу.

— Это для тебя, ешь! — ответил повар.

— Послушай, да ведь этого мне и на один зуб не хватит. Что тут кушать?

— Злосчастный, куда тебе съесть больше этого? Посмотри, сколько тут.

— Брось шутить! Давай-ка сюда!

Протянул Кероглу руку и придвинул к себе один из котлов. Раз, два, три… Видит повар, что он добрался уже до дна и схватил Кероглу за руку:

— Заклинаю тебя твоей верой, скажи мне, кто ты? Откуда пришел?

Кероглу решил, что повар этот из тех, кто в душе, стоит за него и ответил:

— Может, слышал о Кероглу?

Не успел он вымолвить это, как повар заорал благим матом. Хотел он поднять шум, но Кероглу вскочил и схватил его за горло.

Стараясь не шуметь, согнул он повара пополам, всунул в один из пустых котлов, прикрыл крышкой, а сам уселся сверху и придвинул к себе второй котел.

Сколько котлов и бурдюков опустошил он, не знаю. Наконец, решил — сыт. Выпрямился. Провел жирными руками по усам встал и пошел к Хасан-паше.

— Ну что, ашуг, сыт? — спросил тот.

— Спасибо, родной, сыт, — ответил Кероглу.

— Ну тогда поиграй, спой нам немного, мы послушаем.

Кероглу настроил саз и сказал:

— О чем же мне спеть вам?

— Ты говоришь видел Гырата. Спой хотя бы о нем. О его нраве, повадках, посмотрим, что это за конь.

— Да будет долговечной жизнь моего паши, это чудо-конь, не будь он бешеным, чтобы его поразила язва!

Потом прижал к груди свой саз и запел:

Вот он каков, мой Гырат, паша:

Уздечка шелкова ему нужна,

Гладкая шея, словно эмаль,

Как месяц, подкова ему нужна.

У него, точно груша, форма копыт,

Горяч, норовист, он на бой летит,

Желудок — что жернов, лихой аппетит,

И мгла вместо крова ему нужна.

Его не собьешь, ни тьмой, ни огнем,

Не бросит вовек седока пред врагом,

Вино может, пить Кероглу на нем.

Лишь лихость снова ему нужна.

— Ашуг, — сказал Хасан-паша. — Гырат, о котором ты пел, сейчас в моей конюшне. Теперь ответь, раз мне удалось отнять у Кероглу этого коня, кто из нас игид — я или Кероглу?

— Паша, если это так, тогда, конечно, игид ты. Но, мой паша, геройство имеет десять примет. Ты сказал про одну. А теперь, послушай, я перечислю тебе остальные:

Каким, спрошу я, должен быть игид?

В бою с врагами смелым должен быть.

Он в бой идет — и враг пред ним бежит,

Горяч душой и телом должен быть.

«Сдаюсь» — не крикнет, страхом поражен,

В смертельный час не бросит друга он,

Вовек не будет недругом склонен,

Как лев, он озверелым должен быть.

Да, Кероглу в сражении суров.

Разрубит вражью грудь и вражий кров.

Чтобы отбить барана у волков,

И сам он волком зрелым должен быть.

— Что же, ашуг, — сказал Хасан-паша, — пока у меня есть хоть одна из этих примет, а девять других ты еще увидишь. Сейчас я поведу тебя к Гырату. Посмотри, скажи, тот самый это конь или нет?

Услыхав это, Кероглу прижал к груди своей саз и пропел:

Тоска моя, мой свет далекий,

Гырат, живой ли ты еще?

Дают в конюшнях у Хасана

Тебе овса, воды еще?

Тебя ль попоной украшают

И чашу залпом осушают?

А может, саблей сокрушают?

Шаги твои тверды еще?

Ты, Кероглу, душою щедрый,

Умей постичь — кто друг, кто недруг.

Эйваз, Гырат, в каких ты недрах?

Где мне искать следы еще?

Поднялся Хасан-паша и сказал:

— Пойдем, ашуг!

— Пойдем, паша? — ответил Кероглу. — Но я ставлю свое условие. Пойдемте все к конюшне. Я спою одну из песен Кероглу, а вы смотрите в щелки. Если мое пение и музыка успокоят коня, тогда я войду. Если ж нет, хоть казните меня, а входить к нему я не стану. Уж я-то его повидал раз, и знаю!

Паша согласился. Кероглу впереди, гости за ним двинулись к конюшне.

Хотя Хасан-паша и согласился на условие ашуга, но исподтишка кивнул своим гостям — как только, мол, он мигнет им, они должны втолкнуть пришельца в конюшню и запереть двери. Пусть хоть из страха, а вылечит он коня.

Подошли все, наконец, к дверям конюшни. Заглянул Кероглу в щель и видит, клянусь аллахом, Гырат, как будто почуял его. Уставился прямо на двери и смотрит так, что душу переворачивает. Отошел Кероглу поскорей от двери и сказал:

— Ну, паша, теперь я спою и сыграю, а вы следите за конем.

Гости паши, словно пчелы, облепили все щели.

Кероглу запел:

Нашей отчизны родной удальцы

Смелы в сраженьях с врагами бывают.

Головы сложат, но не побегут,

В бликах победы их знамя бывает.

Дом не поставят на выступах скал,

Трус оскорбленьям вовек не внимал.

Волком не станет трусливый шакал,

Но и волчата волками бывают.

Выйдет на битву отважных отряд,

Сабли у пояса солнцем горят,

В бегство тотчас же врагов обратят,

Как Кероглу, смельчаками бывают.

Едва Гырат услышал голос Кероглу, как чуть не опрокинул конюшню. Так заплясал, так забил копытами, что не передать. От радости и Хасан-паша не оставил на своих гостях живого места. Кого толкнет, кого щипнет, кого ногою пнет. Не успел Кероглу кончить песню, как Хасан-паша кинулся к нему:

— Ну, ашуг, скорей входи в конюшню. Я озолочу тебя. Теперь Кероглу узнает, чего мы стоим. На каждые пять слов, что будет он петь о себе, десять споет о нас.

Словом, отперли двери конюшни и втолкнули Кероглу к Гырату. При виде Кероглу Гырат заржал так, что содрогнулись горы и скалы. Взыграло сердце Кероглу, прижал он к груди саз и запел:

Из Ченлибеля я к тебе пришел!