Кероглу - [49]

Все присутствовавшие воздали хвалу ловкости и сметливости Хамзы. Хасан-паша задумался. Он не знал, как быть. Очень не хотелось ему отдавать дочь за Хамзу с его плешивой башкой. Но, что поделаешь, если тот приведет Гырата, с Кероглу будет покончено. Значит тогда, он, Хасан-паша, станет сэдр-эзамом.

— Хорошо, Хамза, — сказал он, наконец, — я согласен.

— Нет, да продлит аллах твою жизнь, паша! — сказал Хамза. — Будь добр, потрудись написать сие от своего славного имени и сверху скрепи печатью, а я спрячу бумагу у себя. После этого назначь мне срок. Если приведу к сроку, тогда дай обещанное, если не приведу, прикажи снести мне голову.

Волей-неволей Хасан-паше пришлось выдать от своего имени бумагу. Скрепил он ее своей печатью и отдал Хамзе. Взял Хамза бумагу, сложил, спрятал на груди и сказал Хасан-паше:

— Теперь, позволь мне удалиться. Путник, как сказано мудрыми, должен быть в пути.

Сказав это, Хамза ушел. Хасан-паша был доволен. Он отпустил приглашенных, сказал Болу-беку все, что хотел сказать, поручил все, что должен был поручить, и отпустил, чтобы тот готовился к походу. А сам написал письмо и отправил с юнцом главе баязетского купечества Ахмеду: «У меня к тебе важное дело. Как говорится у нас, намыль голову там, побрей тут», что означало — добудь мне хоть из-под земли круглую сумму.

Итак, пусть гонец спешит в Баязет к Ахмеду, — главе купечества, Болу-бек едет в Эрзинджан готовиться к походу, а я расскажу вам о плешивом Хамзе.

Хамза надел свои чарыхи, обмотал потуже ноги, завернул в дастархан[89] два-три чурека, обвязал его вокруг пояса и пустился пешочком в дорогу. Что ни день, то привал, что ни ночь, то постой, там спросит, тут расспросит, долго шел, коротко отдыхал, коротко шел, долго отдыхал и, наконец, как-то раз под вечер дошел до Ченлибеля.

Рассказывают, что Кероглу стоял на горе Аггая и смотрел на караванный путь. Видит, бредет какой-то путник. Он подождал пока Хамза не добрался до подножия Аггая и не начал карабкаться вверх по тропинке. Тогда спустился Кероглу с горы и преградил ему дорогу:

— Стой! Отвечай, кто ты? Откуда идешь, куда держишь путь?

Смотрит Хамза, стоит перед ним такой пехлеван, такой богатырь, что не каждый решится заглянуть ему в глаза. Рост, осанка, плечи, руки, черные усы торчат, словно рога у быка, так и говорят — заколю, заколю! Глаза соколиные так и горят, так и играют. А у пояса такой меч, что не приведи аллах! Смекнул Хамза, что перед ним сам Кероглу и, как говорится, накинул на лицо покрывало лжи и притворства. Прикинулся, что не узнал, кто стоит перед ним, и говорит:

— Я ищу Кероглу!

— А на что он тебе? — опросил Кероглу.

— Ох, — ответил Хамза, — да перейдут на меня все твои недуги и горести! Я табунщик. Всю свою жизнь я служил бекам и пашам, ходил за их табунами. Как говорится, от питья воды из лягушечьих болот губы мои покрылись бородавками. Ох, лучше бы мать моя вместо меня родила черный камень. Голова у меня покрылась паршой. Из-за этого ни в одном доме меня не держат. Как бы усердно ни служил, взглянут на мою паршу, тотчас выгоняют. Из-за этой парши мир стал мне тесен, нет мне в нем места, нет приюта. И вот теперь, любезный, пришел я сюда, вся моя надежда на Кероглу. Говорят, он щедр и благороден. Хлеба своего не жалеет. Или пусть он оставит меня у себя, подбирать корки с его суфры, или снесет мне голову с плеч и освободит от горести и забот.

И Хамза заплакал, да так, что слезы у него полились рекой. Кероглу пожалел его.

— Ну, пойдем! — сказал он. — Я Кероглу, которого ты ищешь.

Хамза повалился ему в ноги.

— Кероглу, быть бы мне жертвой тебе! Не гони меня от себя!

Поднял его Кероглу и сказал:

— Встань! Ты мужчина или кто? Не подобает мужчине валяться в ногах ради куска хлеба.

Хамза поднялся. Кероглу спросил его:

— Ну, говори, что умеешь делать?

— Душа моя, Кероглу! Знаю, что с моей плешивой башкой ты не сделаешь меня ни поваром, ни виночерпием. Поручи мне коня, и я буду ходить за ним. Испокон веков это наше ремесло.

Кероглу повел за собой Хамзу.

— Послушай, Кероглу, — сказали удальцы при виде Хамзы, — где ты нашел его? Смотри, глаза у него бегают, как у сороки с Учтепе. Что-то он не похож на человека честного. Отделайся от него, пускай идет своей дорогой.

И женщины поддержали удальцов.

Кероглу угомонил женщин и удальцов, сказав:

— Не видите разве, что он за бедняга? Какой от него может быть вред? Пускай подбирает корки с нашей суфры и околачивается на задворках.[90]

И стал Хамза подбирать крохи и копаться в доме, во-дворе и на задворках. Что бы ни приказали, куда бы ни послали его женщины и удальцы, он исполнял все с большим усердием. Благодаря этой своей ловкости и проворству, он все больше входил в доверие, женщин и удальцов. Кероглу поглядел, поглядел на все это и разрешил ему сменить свое прозвище; именоваться впредь, не плешивым Хамзой, а бодливым Хамзой.

В конюшне стояла вьючная кобыла. Столько повозила она за свою жизнь клади, что остались у нее одни ребра. Ее-то и поручили Хамзе. Стал он ухаживать за клячей.

И он ухаживал, да еще как!

Вечером скребет, чистит, холит, утром скребет, чистит, холит. Стянет, бывало, овес и ячмень у других лошадей, и прикармливает свою клячу. Не прошло и нескольких дней кобыла до того откормилась и разжирела, что, как говорится, не влезала в собственную шкуру.